Настоящее имя

— …поставлена задача по обеспечению положительного решения Линсеем Джонсоном столь важного для нашей страны вопроса. При этом оказать влияние на него может только один человек.

— Интересно, кто же, и каким образом?

— Вы, — спокойно сказал Яскевич.

— Я?!! — Макс подскочил в кресле.

— Да, вы, — невозмутимо повторил Станислав Владимирович.

— Сын супругов Томпсонов, кураторов покойного лорда Колдуэлла — агента советской разведки, оперативный псевдоним «Бен». И одновременно опекуна и наставника Линсея Джонсона, которому Джонсон обязан всем в жизни и на могилу которого он ходит чаще, чем на могилу собственного отца.

Яскевич наклонился к Максу, приблизившись почти вплотную и говорил медленно и размеренно, пристально глядя ему в глаза, чтобы каждая фраза, каждое слово впечатывалось в мозг. Это уже была не просто беседа, а инструктаж на предстоящее задание. Хотя суть его все ещё была Максу непонятна.

— К людям, севшим на тридцать лет в тюрьму, но не выдавшим Колдуэлла, Джонсон должен испытывать самые теплые чувства. Ибо стоило разоблачить лорда Колдуэлла как советского шпиона, карьера Линсея лопнула бы, словно мыльный пузырь. И сейчас он служил бы рядовым клерком в какой-нибудь захудалой конторе. Это в самом лучшем случае.

Начальник сектора замолчал, по прежнему глядя Максу в глаза. Он знал, что сейчас последуют вопросы и был готов ответить на каждый.

— Благодарность не входит в число непреложных добродетелей, пробормотал Макс. — Может ему плевать на каких-то Томпсонов…

— Нет, — Яскевич уверенно покачал головой. — Наши психологи составили подробную модель личности Джонсона. Его реакции просчитывались. Ситуация многократно моделировалась на компьютере, по всем правилам теории игр. Он джентльмен по натуре. Для него значимы добрые поступки. К тому же у него было тяжелое детство. Страдания мальчика, потерявшего родителей по вине его патрона — фактор, позволяющий прогнозировать очень высокий процент вероятности нужного нам решения. Примерно девяносто четыре процента. С половиной.

— Значит, пять с половиной процентов — возможность неудачи? Отказ, обращение в полицию, самоубийство?

— Вы хороший аналитик! — Яскевич пожевал губы. — Именно эти варианты. И именно в этой последовательности. Соответственно — два с половиной процента, два и один процент.

Макс усмехнулся.

— Значит, у меня есть двухпроцентная возможность присоединиться к родителям? Мне она не кажется очень маленькой. К тому же я всегда вытаскиваю из колоды самую худшую карту…

— Возможность провала есть всегда, — взгляд Яскевича был открытым и честным. — Но вряд ли английский суд признает преступлением вашу просьбу помочь своей стране.

— Может быть Джонсон и так решит вопрос положительно…

— Может быть, — кивнул Яскевич. — Но дело нельзя пускать на самотек.

Хотя взгляд у него оставался открытым и честным, в душе поднялась муть из обрывков совести. Если Птицы сдали Колдуэлла ЦРУ, то вполне возможно, что Джонсон находится на связи у американцев. А те противники кредитования России. И их методы могут отличаться от гуманных принципов британского правосудия. Но «слепому» агенту всего этого знать не следовало.

— Мне нужно будет прикрытие. Причем из людей, которым я доверяю.

— Есть конкретные кандидатуры? — Яскевич перевел дух. Он не был до конца уверен, что Макс согласится.

— Да, есть. Подполковник госбезопасности Веретнев и майор Савченко, сказал Макс. — Обоих я хорошо знаю, оба опытные специалисты, владеют английским.

— Веретнев, Савченко… Погодите, — Яскевич наморщил высокий лоб. — Но ведь оба они, если не ошибаюсь — отставники?

— Ну и что? В форме им там не ходить, удостоверений не предъявлять.

— Действительно… Ну что ж, давайте оформлять командировки…

* * *

Вечером неожиданно позвонила Маша.

— Ты не собираешься возвращаться? — убитым тоном произнесла она. — Что за глупости, Макс! Нельзя же ревновать к прошлому… И цепляться за слова, которые вырвались в такой момент! Хотя я и понимаю, как тебе это было обидно. Ну извини меня, извини!

Голос девушки дрожал, а при последних словах она разрыдалась.

Макс молчал. Вспышка ярости прошла почти сразу, но пережитая обида оставила в душе маленькую саднящую ранку. И все же…

Все же Маша была единственным близким ему человеком. И он не ожидал, что она позвонит. Уж больно самолюбива и обидчива, а после того, как он банально набил ей морду…

— Ты меня слышишь, Максик? — прорывался сквозь слезы родной грудной голос. — Мне так одиноко… И страшно… Приезжай ко мне, ну пожалуйста…

— Хорошо, приеду. Не плачь. Все забыто.

Сердечности в голосе не было. Маша заплакала ещё сильнее. Макс оттаял и ранка в душе перестала саднить. Он хотел сказать что-то теплое и хорошее, чтобы успокоить девушку, но вдруг услышал из прихожей подозрительный звук. Как будто кто-то вставил ключ в замочную скважину.

— Не плачь, — отстраненно повторил он и положил трубку.