Настоящее время

Никогда не верьте тому, кто будет вас предостерегать от стычки с неорганизованным, но находящимся в численном большинстве противником. Один боец, находящийся перед несколькими оппонентами имеет то преимущество, и опытный человек пользуется этим, что может атаковать любого из них. Трое-четверо, находящиеся на одной линии и не окружившие одиночку, все вместе пытаясь нанести удар только мешают друг другу, создавая тесноту и лишая товарищей самой возможности замахнуться и ударить. А Серега привычно занял положение спиной к витрине… Но наказать наглеца, огрызнувшегося на стаю, молодым людям под занавес года хотелось.

А уж насчет того, что «хотелось» и «моглось»– не Ленин и Партия, то есть не близнецы братья, ребятам доходчиво не объяснял доселе никто. Уже всего минутой позже из тех троих, что не отскочили, угрожая и скороговоря, а переоценив свои силы решили все же наказать Серегу, один лежал животом на грязном кафеле, обхватив Серегину ногу и не делая даже попыток повалить его, а двое были на ногах. Первый удерживался за ворот на расстоянии согнутой руки, изредка пробуя отдалиться, второй, удачно отхвативши в скулу слева, наклонился и прикрыл лицо выставленными предплечьями. Жирную победную точку в поединке поставил свисток. Свистел, как вы поняли, не спортивный арбитр, а некоторое время наблюдавший полицейский. Он взял обоих бойцов за отвороты курток и повел за собой. Его напарник, склонив голову к микрофону рации, закреплённому на груди, комментировал события. «Стая потянулась вслед.

Привычно и споро ополоснув и протерев металлический старинный заварник и ткнув кнопку на электрочайнике, мужчина, немного приотворив комод, потемневший от времени, поставил серебристый и достал белый с мелкими голубыми цветочками тонкого фарфора. И заварка на сей раз насыпалась в сухую ладонь из вишневых тонов жестяной баночки с «ятями» в несегодняшних надписях.

Чайник щелкнул и отключился. Кипяток из него, противу ожидания, вылился сперва в медную турку, и только оттуда, спустя секунды, попал в заварник. Так, по расчетам Степана Парамоныча, крутой кипяток, нагревая некий объем металла, становится прохладнее на то количество градусов, что и отличает кипящую воду от воды, нужной для заваривания температуры. Калашников поводил породистым носом над чайничком и накрыл крышечкой, оставшись ароматом чрезмерно довольным.

Некоторые индивиды пьют чай непохоже на других. И заваривают-то они немного не так, и посуды, вишь, чайной у них немеряно разной, чтоб по настроению, чтоб под любую компанию, да всяческую заварочку. А уж про чашечки-бокальчики и говорить не стану, ибо и сам грешен во множестве подобного добра на все случаи жизни. И вот сидишь порой, ждёшь, какая чайнушка- пиалушка тебе именно под сиюминутный чаёк и улыбнётся, подмигнёт… А и не пить же, как в столовке из чего попало. Настроение не то, и никакого порой эстетического вида. И бросьте сказать, что такие уж мы… изращенцы. Просто любим этот процесс и всё, что с ним связано.

Степан Парамоныч клюнул носиком чайничка и красноватая струйка дугой выгнулась в полупрозрачную белую чашку. И тут же чашка была перелита снова в заварник. К этому моменту на столе, на весьма давнишней газете, расстеленной на зеленом старом бархате, стояла уже вазочка с вареньем, вторая ей парная с медком, несколько печений на небольшой, густо синих тонов тарелочке, и лежала ложечка с тонкой длинной ручкой. Для неторопливого, пусть одинокого, чаепития все было готово. Аудитор по-стариковски тяжело опустился в кресло, как обычно, скрипнувшее потёртой кожей, естественно, привычно, сама-собой, рука его перекрестила хозяина и пододвинула поближе чайничек.

Нет, никогда не желалось такой романтики Серёге. Пару часов назад его, обвинённого «свидетелями» и потерпевшими по нескольким статьям, заперли в отделе полиции. Где-то за стеной торопились домой припозднившиеся граждане, еще кипела- докипала предпраздничная торговля, и уже нетерпеливо пукали петарды, распечатываемой бутылкой чпокали хлопушки, пугая прохожих, а ему предстоял тот ещё весёленький праздничек взаперти. Серёга поставил ноги на скамейку, ткнулся лбом в колени и решил, коль уж не в силах изменить положение вещей, заснуть.