Фамилию председателя Танечка произнесла как-то невнятно, да и не было никому никакого дела до его фамилии. Студенты с равнодушием наблюдали за тем, как поднявшийся на трибуну грузный мужик с неприятным трехподбородочным лицом в течение пяти минут что-то хрипел, покашливая, в микрофон.
Слушатели быстро утратили всякий интерес к этой фигуре. Не много их заинтересовал и следующий оратор, которого Танечка объявила как секретаря городского комитета ВЛКСМ Чеботаревского.
Одет тот был в серый, ладно скроенный по фигуре, деловой костюм. Однако галстук отсутствовал, а ворот белоснежной рубахи был расстегнут так, будто только и ждал, когда его рванут в порыве пламенной речи. Но особого огня в словах Чеботаревского никто не заметил. Так, посжимал, для виду, пару раз кулачок — а-ля «Но пасаран!», погрозил кому-то несколько раз пальцем, что-то хрипя в микрофон, да и вся речь. Если этот, уже престарелый для комсомола, тридцатилетний — на вид — комсомольский функционер и смог заинтересовать кого-то, так это единственного человека — Валентина Невежина. Да и то лишь по той причине, что лицо его показалась студенту знакомым. Где-то Валька не так давно видел этого типа со впалыми щеками, ранними залысинами и тонкими губами, кривящимися в надменной улыбке после каждой законченной фразы. Но вот где видел? — этого он вспомнить не мог. Да особо и не напрягал память.
Чеботаревский недолго распинался перед пофигистически настроенной молодежной аудиторией. Танечка Звягинцева поблагодарила его и объявила следующего выступающего. При этом Чеботаревский, уступая микрофон, отодвинулся в сторону с таким видом, будто он находится на трибуне Мавзолея. Сменившего его у микрофона человека он поприветствовал вялыми, дежурно-снисходительными аплодисментами.
И вот этот-то невинный жест заставил Вальку вновь напрячь память. Ему вспомнился первый день существования салона Кранца и побоище перед его дверями: доморощенные рэкетиры Санты, серьезные парни Пахома, вооруженные бейсбольными битами… А главное, человек, сидевший в черной «Волге». Правда, его глаза тогда были скрыты за стеклами солнцезащитных очков, но… Как же похож он на этого Чеботаревского!
«Нет. Этого не может быть! — пытался рассуждать здраво Валька. — Просто похож. Хотя…» Те же впалые щеки, залысины… А главное — такие же вялые, неискренние удары ладоней, имитирующие аплодисменты.
Валька улыбнулся, подумав: «Бред! Секретарь городской комсомольской организации — и руководит какими-то бандитами… Быть такого не может!» Но вместе с тем он почему-то сунул руку в задний карман джинсов, где у него лежал комсомольский билет, не так давно восстановленный для него Борисом Аркадьевичем. Вспомнились слова Кранца о каких-то его связях в горкоме. Не на знакомство ли с этим Чеботаревским намекал тогда старик? Если сопоставить все факты, то любопытная логическая цепочка могла выстроиться: сваренный комсомольский билет — начинающий кооператор Кранц — рэкетир Пахом и его горячие парни с бейсбольными битами — человек в «Волге», похожий на секретаря горкома ВЛКСМ Чеботаревского — восстановленный комсомольский билет…
Неужели старик смог получить его дубликат, используя свое знакомство с Чеботаревским? Чтобы ответить на этот вопрос, достаточно установить способ изготовления данного документа: в Гознаковской типографии ли он сделан, или с помощью самодельного клише.
Подозрения на счет билета у Вальки зародились сразу, как только он получил его из рук старика, да все как-то не находилось времени рассмотреть его внимательнее. Сейчас, конечно, не то место и не то время, чтобы проверять подлинность этого документа. Но, с другой стороны, почему бы и нет?
Еще недавно Валька понятия не имел, как это можно установить. Но теперь он — специалист в подобных вопросах. Достав билет, поднес его ближе к глазам… Снисходительно улыбнулся.
Края типографских букв бланка неровные, как бы «изъедены» — типичный признак оттиска, полученного с фотоцинкографского клише!
Подделка? Так, да не совсем. Просто копия. Ведь документ с таким номером некогда ему действительно выдавался. Зато теперь ясно, что никаких связей в горкоме у Кранца нет, ведь недаром тот обмолвился: «Я сам себе горком!» Только что выстроенная в голове Валентина логическая цепочка связей людей и событий начала разматываться в обратном порядке, приведя его к закономерному выводу, что главный городской комсомолец Чеботаревский все-таки не имеет никакого отношения к тем горячим парням с бейсбольными битами…
Показалось.
Да и что заморачиваться-то? Мероприятие явно близится к концу. Хотя время все равно потеряно. Валька жалел, что ему не удалось провести весь день в салоне Кранца за работой над очередным клише для «Сампошива». За целый рабочий день старик и заплатил бы ему прилично. Хотя, с другой стороны: мафон купил, модным шмотьем обзавелся, от армии его отмазали. Кажется, какой смысл теперь рвать жилы в зарабатывании глупого бабла, если его и тратить-то, в общем, некуда?