Настоящие деньги

Хотя… Валька вспомнил, что старик велел ему нарисовать трешку красками. А ими — хочешь не хочешь — такой четкости, как в оригинале, не добьешься: зубчики кремлевские не прорисуешь, колоски на Гербе не выведешь!

За кого, интересно, старик его держит? Нашел Левитана!

Но тут что-то свыше заставило Вальку перевернуть купюру. Кранц ведь не уточнял — какую именно сторону трехрублевки ему нужно перерисовать. И от сердца сразу отлегло — никаких замысловатых рисунков на обороте не имелось! Только надпись «Три рубля», цифра «3», а также выполненные мелкими буквами предупреждение о незаконности подделки и названия советского трояка на языках союзных республик. Особой проблемы в их перерисовке Вальке не видел — здесь он придумал обойтись остро заточенными карандашами. Ну, а остальное — красками! Там мазок, тут мазок… Трудно, что ли?

Акварельные краски у Вальки чудом сохранились еще со школы. Сухие, потрескавшиеся, как почва пустыни, они оживали прямо на глазах, едва живительная капелька воды касалась их, скатываясь с кисти.

Зеленая, синяя, красная, желтая… Смешав их в специальной баночке, Валька быстро отыскал те полутона, что ему требовались для рисунка. Потом сделал легкий набросок карандашом, отметив место расположения основных элементов изображения, и принялся рисовать трешку.

Поначалу дело заспорилось. И надпись «Три рубля» Валька вывел, и всякие виньеточки-завитушечки изобразил, да вот только споткнулся там, где не ожидал. Нашла на камень коса… Вернее, наткнулась кисть на неожиданное препятствие, коим стала с виду совершенно безобидная цифра номинала купюры — «3».

Казалось бы, чего тут сложного? Два полуовала. Но только у Вальки они почему-то не получились такими же плавными и соразмерными. Прямую-то линию вывести кистью относительно просто, а вот эти дурацкие дуги… Нет, каждая в отдельности могла смотреться вполне сносно, но получившаяся в итоге при их соединении цифра казалась не обозначением номинала «государственного казначейского билета», а оценкой «удовлетворительно», небрежно и размашисто поставленной преподом в школьном дневнике.

«Ну, первый блин всегда комом!» — подумал Валька, потянувшись к альбому за новым листом. Да только и на этот раз рисунок у него не получился — и все из-за этой же несчастной тройки.

Как заговоренная! Словно какая-то неуловимая глазом асимметрия скрывалась в полуовалах цифры, а он никак не мог уловить ее.

Израсходовав пять альбомных листов, Валька махнул рукой: «А что, собственно, я надрываюсь? Как получится, так и получится! Не в магазин же мне этот трояк тащить…»

Как ни странно, но после такой мысли рука будто сбросила с себя доселе сковывающую ее движения перчатку. Вжик-вжик кисточкой, и троечка готова! Нормальная такая, ровненькая… Валька даже улыбнулся.

Дав рисунку время высохнуть, он подретушировал кое-что в нем карандашами и, захватив с собой, поспешил показать соседу.

Однако на стук в дверь ему никто не открыл. Старик куда-то запропал. Может, спит? Но тут Валька вспомнил, что сосед наказал ему посетить его ателье завтра, а по поводу сегодня ничего не говорил. Кто знает, может он и ночевать в своей комнатке не собирался? Такое часто бывало. Очевидно, у Кранца где-то имелась любовница. А что? Любви все возрасты покорны. Тем паче, язык не поворачивался назвать фотографа стариком в общепринятом смысле этого слова. Так, немолодой джентльмен. Пушкин на пенсии!

Глава 2 Заманчивые перспективы

На следующий день, как только в техникуме закончились занятия, Валька поспешил на Ревпроспект. Фотоателье, где работал Кранц, встретило Вальку приветливым звоном колокольчика, что подал голос при открытии двери со стеклянным окном. Переступив порог, молодой человек увидел маленький холл с напольной вешалкой, парой стульев и зеркалом. Дальше, за зелеными шторками, виднелась тренога с фотоаппаратом. Кто-то возле него суетился. Бросив взгляд на вешалку, Валька заметил на ней мужской плащ и сделал логичный вывод, что Борис Аркадьевич в данный момент занят с клиентом.

Парень сел на стул, поставил на колени спортивную сумку, и стал рассматривать стенд с фотографиями красивых женских лиц, которые, очевидно, некогда были запечатлены товарищем Кранцем. Если судить по снимкам, дядя Боря был мастером своего дела. Фотохудожником!

Вскоре клиент ушел. Поднявшись со стула, Валька приблизился к шторкам и тихо позвал:

— Дядь Борь?

Ответом ему были тишина. Он немного отодвинул одну из шторок и позвал громче, с недоумением оглядывая пустое помещение:

— Борис Аркадьевич?

Того нигде не было видно. Что за чудеса? Не испарился же он! Однако тут же неведомо откуда послышался его слегка приглушенный голос:

— Сей момент, сей момент!

Валька невольно посмотрел на потолок, скользнул взглядом по углам зала — хозяина голоса нигде не наблюдалось. Но тут его внимание привлекло колыхнувшееся черное полотно, закрепленное на одной из стен. А вслед за этим из-за него показалась взъерошенная голова Кранца, как-то странно щурившегося глаза.