Настоящие деньги

— Если прикажете, я принесу… — залепетал охранник.

— Сию же минуту! — грозно крикнул Валентин Петрович в сторону освободившегося, как по мановению волшебной палочки, дверного проема.

Однако спустя еще несколько секунд охранник вновь возник на пороге. В руках он держал кипу газет, которую, осторожным шагом приблизившись к боссу, положил на журнальный столик перед ним.

Валентин Петрович потянулся к газете, что лежала сверху, но вдруг рука его в нерешительности замерла. Он поднял глаза на охранника, продолжавшего стоять перед ним с вытянутыми по швам руками, и сердито бросил ему:

— Свободен.

Секьюрити послушно удалился. Валентин Петрович тут же вновь потянулся за газетой, но и на этот раз не смог коснуться ее. Какая-то неведомая сила словно удерживала его руку. Чеботаревский поймал себя на мысли, что… боится дотронуться до газетной бумаги. Тон охранника, эта его нерешительность, проскальзывавшая в движениях, изрядно насторожили бывшего вице-премьера. Судя по всему, охранник знал то, чего пока не знал он. И эта информация…

Валентина Петровича посетило нехорошее предчувствие, но он все же сумел взять себя в руки и, хмыкнув, быстрым жестом схватил лежавшую сверху газету. Он даже не успел понять, как она называлась, а глаза уже читали и перечитывали заголовок, напечатанный крупным жирным шрифтом: «ТЕНЕВАЯ ЖИЗНЬ БЫВШЕГО ВИЦЕ-ПРЕМЬЕРА». Прочитать то, что шло после заголовка, Валентин Петрович сразу не нашел в себе сил, но в тексте, как прогалины на мартовском снегу, в глаза ему бросилась повторяющаяся несколько раз фамилия… — его, фамилия — «Чеботаревский».

Он в панике перебрал остальные газеты: те, казалось ему, буквально пестрели фамилией «Чеботаревский».

— Что же это?.. Что же… — растерянно вымолвил он, чувствуя, что к горлу подступает ком.

И только в одной небольшой газетке он случайно увидел скромную заметку с названием: «Бывший вице-премьер как очередная политическая жертва».

Жертва? О, да! Он — жертва!

Валентин Петрович не любил этого слова. Во всяком случае, никогда не примерял его к себе. Но сейчас ему захотелось считать себя жертвой: оболганной и униженной. Правда, это вовсе не было проявлением его слабости. Здесь присутствовал тонкий политический расчет! Ведь Чеботаревский ни секунды не сомневался в том, кто стоит за всей этой травлей.

БЛИЗНЕЦЫ — больше просто некому. Догадались, выследили, вычислили…

Можно было, конечно, встретиться с ними, попробовать как-то объясниться, но Валентин Петрович в тот момент чувствовал себя так воинственно, что просто был не способен на конструктивный диалог с руководителями КОНСОРЦИУМА.

«Что ж, — сперва со злорадством подумал бывший вице-премьер, — эти жирдяи сами дали мне повод сделать звонок наверх! Порыдать, поплакаться… Хе! Там мне обязаны… Мне помогут!»

Однако «наверху», как вскоре выяснилось, особого дела до него никому и не было. Цена былых заслуг перед большими людьми девальвируется вместе с еще большим ростом последних; в один прекрасный момент они просто перестают тебя замечать. Это Чеботаревский прекрасно знал по собственному опыту, но почему-то до сих пор считал себя каким-то особенным брильянтом, лишенным свойства всех остальных подобных «драгоценнюшек» со временем обесцениваться.

— Валентин, ты же должен быть в курсе, какая война компроматов идет у нас сейчас, — услышал он из уст того, на чью помощь рассчитывал больше всего. — Даже судьба Сердюкова[17] уже год как решиться не может: окончательно вывести его из-под удара или все же бросить на растерзание толпы. Конечно, несправедливо, но старые заслуги теперь быстро забываются. Тебе ли этого не знать, Валентин Петрович?

— Да знаю, я… знаю… — с горечью махнул рукой Чеботаревский, после чего поднял на собеседника глаза, полные укора — как у преданной, но незаслуженно побитой хозяином собаки. — Неужели у меня нет ни малейшего шанса? — выдавил он из себя.

— Почему же? Шанс есть всегда, — деловито сцепив лежавшие на столе руки в замок, ответил ему собеседник.

— И какой же? Отмыться?

— О, нет, Валентин Петрович. Отмыться — это как оправдаться. А если кто-то начинает оправдываться, значит, хи-хи, виноват… Нет, теперь подобные приемы не работают! Общество это не примет. А САМ — не оценит.

— И что же мне теперь делать?

— Ответить своим обидчикам тем же.

— В смысле? Собрать компромат на глав КОНСОРЦИУМА? — отказывался верить услышанному Чеботаревский.

Но подтверждения он не дождался. Глаза собеседника вдруг равнодушно остекленели, хотя лицо его и продолжало озаряться привычной, фальшиво-дружелюбной улыбкой.

— И сколько у меня остается времени на то, чтобы ответить? — глухо осведомился Чеботаревский.

— Уйма! — весело покрутил головой собеседник, взяв в руки какие-то бумаги со стола, давая понять, что разговор окончен.

— А… позвольте уточнить… — Чеботаревский подхалимно улыбнулся, — уйма — это сколько? — и тут же услышал в ответ слова, показавшиеся ему свистом топора, опускающегося на его несчастную голову: «Не более пары дней, Валентин Петрович…»