Настоящие, или У страсти на поводу

Так не говоря ни слова, держась за руки, мы подошли к огромному дереву, в подножье которого стоял алтарь из серого камня с белыми крапинками и черно-зелёными прожилками, украшенный выбитыми письменами. На нём стояла золотая чаша с водой, круглый ароматный каравай и белоснежная лента, именно от неё я не могла отвести взгляда.

Дерево, под которым мы стояли, тоже было необычным. Два тонких ствола переплетались между собой, как тела влюблённых, а между ними был один единственный совсем небольшой просвет. Именно через него, с помощью зеркал на наши руки должен был упасть первый лучик рассветного солнца.

— Айола Элис Белфор и Леонард Маркус Торнтон, — произнёс жрец в алой тунике. — Два создания света, два отрока, решившиеся на самый важный шаг в жизни. Шаг в будущее. Светлое и общее.

Старец поднял руки над головой и стал нараспев читать молитву на древнем языке, которая эхом проносилась по пещере.

Леонард осторожно сжал мою ладошку, и я передёрнула плечом, чувствуя непонятное волнение. Ощущение, что за нами подсматривают, не проходило.

«Неужели Боги тут? Но почему? Это рядовой брак, в котором нет ни капли любви, лишь голый расчёт и ничего больше. Благословение мы никак не могли получить…»

— Успокойся, — шепнул почти муж, заметив моё замешательство.

Кивнула и попыталась сосредоточиться на словах жреца, венчающего нас.

— Уже скоро рассвет, — произнёс старец, опуская руки и осматривая нас нечеловеческим взглядом ярко-голубых глаз. — Рассвет вашей новой жизни, дети мои.

Лео сильнее сжал мою руку и потянул к алтарю, надо было подойти ближе, подставить наши запястья, чтобы их соединили навек, но я не могла.

Голова гудела от насмешливого голоса Сына.

«Уверена, что готова?…»

«Сделай шаг, девочка», — шептала Мать.

«Доверься ему», — требовал Отец.

Не может этого быть… не может.

— Айола? — подал голос Леонард, и я растерянно огляделась, прижимая другую руку к груди.

Как же так? Может игра расшалившегося воображения?

— Айола? — уже требовательнее позвал меня жених и я впервые взглянула на него.

— Что-то не так, дитя? — встревожился жрец.

Взгляд Торнтона завораживал, притягивал и тревожил и без того испуганное сердечко.

— Нет, — я мотнула головой и сделала последний шаг, позволяя связать руки.

— Будь опорой мужу своему, — произнёс старец, касаясь моего лба большим пальцем. — Сохрани очаг в тепле, подари детей крепких и сильных. — Затем повернулся к Леонарду. — Будь силой, защитой и стеной для жены и детей своих. Оберегай от всех напастей. И храните верность друг другу, дети. В этом ваша сила и мощь. Вас и ваших потомков.

— Да, Великие, — одновременно произнесли мы, зная, что устами жреца с нами сейчас говорят Боги.

— Разделите эту пищу между собой, как разделите жизнь свою. Чтобы она была полной чашей и сытным достатком.

Старец взял в руки кубок и первым протянул его Леонарду — как мужчине и главе нашего дома.

— Пей, сын мой.

Затем подал мне.

— А теперь ты, дочь моя.

Это была вода, но какой сладкой она мне сейчас показалась. Словно и не вода вовсе, а сладкий нектар.

— Теперь хлеб. Кормите друг друга, дети.

Мы в точности выполнили его распоряжения. Каравай был вкусным, тесто буквально таяло во рту, не вызывая жажды, как бывает с обычным хлебом.

— Помните о своих клятвах. Помните о том, кто вы друг для друга, — с улыбкой произнёс жрец, оглядывая нас. — Да свершится магия Богов!

Тонкий, совсем слабенький оранжевый лучик упал на наши соединенные запястья, полыхнул красным огоньком, заставляя задержать дыхание, и засиял ещё ярче и еще. Мне казалось, еще немного, и я просто ослепну от этой красоты. Солнечный луч не может быть таким ярким. Но он горел, окружая наши руки волшебным светом.

— И пусть любовь живёт в ваших сердцах вечно. Боги скрепили союз, вам в нём жить. Сын мой, можешь поцеловать жену свою.

Леонарда не пришлось дважды просить.

Разворот и лента натянулась на наших запястьях, когда он прижал меня к себе другой рукой и поцеловал, жадно припав ко рту. Никаких условностей, стеснений и прочего.

Я была его женой, и он имел право.

Моя. Печать на губах и на сердце.

А в ушах продолжал звучать смех Сына, как проклятье.

Он не давал мне покоя до самой ночи. Хотя, нет, вру, в экипаже на пятнадцать минут я забыла об этом смехе. Но там я вообще забыла обо всём.

— Надень на голову капюшон, — велел Леонард, когда мы шли ко входу.

— Зачем? — нахмурилась я, едва за ним поспевая.

— На улице толпа газетчиков и зевак, — пояснил мужчина, не останавливаясь.

— Как? — я замерла, со страхом смотря на закрытые двери.

— Ты теперь графиня, — пояснил он. — Они жаждут увидеть тебя… нас.

— Я не хочу, — прошептала в ответ и замотала головой, еще не готовая к такому представлению.

— Знаю, поэтому надевай капюшон, прячь лицо и следуй за мной. Экипаж ждёт во дворе, к нему никого не пускают, так что успеем проскочить.

— А тётя Полин?

— Её проведут. Не переживай. Ты идёшь? — мужчина взглянул на меня, ожидая ответа и я нерешительно кивнула, протягивая руку, которая всё равно слегка дрожала от волнения.

— Иду, — набрасывая капюшон плаща, ответила ему и склонила голову.