Настоящие индейцы

Над головой нудели комары. С каждой минутой их становилось все больше. Я смотрела в изуродованные лица женщин. У Дженни под бровью сидела муха и сосала кровь. Дженни, похоже, не чувствовала, хотя от укуса уже появилась легкая опухоль, и глаз стал заплывать.

— Джен, сними муху с левой брови, — не выдержала я.

Она потерла пальцами веко, нащупала опухоль.

— Ох ты… Впрочем, это уже не имеет значения. Может, даже к лучшему, хоть медведи лезть перестанут… — она осеклась.

Женщины дружно опустили глаза.

— Тебе лучше приготовиться заранее, — выдавила Санта. — Они приходят каждое утро. Туда, — она показала на сухую полянку. — Берут нас. Делают что хотят до полудня. Потом отпускают.

— Что? — я не поверила своим ушам.

— Да трахают их! — объяснила Ида. — А меня нет, потому что я не какая-то подстилка, я уважаемая женщина! И тебя будут! Чтоб ты лучше свое место запомнила!

Я смотрела на Санту. Она перебирала какие-то веточки и крошки у колена.

— Так принято, — сказала она. — Пленных женщин отдают на потеху. Всегда. На глазах у их мужчин.

— И вы что, терпите?! И мужики просто смотрят?!

— Так принято, — повторила Санта. — Женщина должна подчиняться мужчине. Или она не женщина. Если она не женщина, ее будут бить, как мужчину.

— Слушайте, а вам не все равно? Ну вот что с вами могут сделать, серьезного? И чтоб оно хуже казни было?

Санта вздохнула.

— Делла, смерть близко. Не нужно суетиться. Надо принять то, что свершилось.

Я несколько секунд молчала, выравнивая дыхание. Потом подалась вперед:

— Санта, принять неизбежное — не грех. Грех принимать за неизбежное то, что можно изменить.

Санта подняла голову. Взгляд у нее был спокойный, и я поняла, что эта женщина не подведет. Я только скосила глаза, показывая на Иду, и Санта чуть заметно кивнула, мол, потом и не при ней.

Макс очень внимательно следил за нашим разговором. Мы переглянулись, он тут же пересел ближе к Керу, делая вид, что следит за игрой. Что-то шепнул. Через пять минут Кер поднялся, и Макс занял его место, собрав палочки-фишки. Кер поманил меня:

— Пойдем, я покажу тебе, где оправляться.

Я пошла за ним, к самому болоту.

— Оправляться вон там, — он показал на хилый кустик и понизил голос: — Болото непроходимо. Совсем. В ту сторону берег топкий, но в другую еще хуже, хотя кажется, что можно пройти по корням кустов. Там очень глубоко, один раз наступишь — и все. Что ты хочешь сделать?

— Через лагерь. Я знаю дорогу.

Кер покачал головой.

— Оружие нужно.

— А у стражей взять никак?

— Я думал. Только утром, когда они разделяются. Часть остается с нами, часть уводит женщин. Когда они вместе, их трудно победить. Я могу драться, Тан может, коммандер может. Гай не может, его сильно ударили, он почти всегда лежит.

— Идти-то может?

— Захочет жить — пойдет и побежит. Не захочет — умрет. Я дам ему легкую смерть. Вчера он просил нас удавить его, так мучился от боли. Но утром ему полегчало.

— А женщины?

— Мои жены смогут. Дженни сможет. — Он весьма выразительно помолчал. — Коммандер сам пусть говорит со своей женщиной.

Меня даже не резануло это «со своей женщиной».

— Сделай вид, что оправляешься, — посоветовал Кер. — А то стража подумает лишнее. Я подожду.

— Это нормально, что ты рядом?

— Сейчас нормально. Мы очень чистоплотные. Мы не оправляемся на глазах у всех. Мы часто моемся в воде с мыльным корнем. Мы не едим руками. В каждом доме у двери стоит ведро, где можно ополоснуть руки, когда входишь. Поэтому когда индейца берут в плен, у него все отнимают. Его заставляют делать все наоборот.

— Чтобы сломать волю?

— Нет. Так показывают, что он больше не живой. Ты умеешь есть руками?

— Я все умею.

Я залезла в кусты, стараясь не наступить на отходы чужой жизнедеятельности, которых тут было уже довольно, присела в характерной позе. Ботинки утонули в черной жиже по щиколотку. Один из стражей как-то очень внимательно слушал, о чем болтают Санта и Дженни. Просидев минуту, я встала, с чваканьем выдернула ноги из болотной грязи. Страж тут же перевел взгляд на меня. Успокоился, снова уставился на женщин.

— Кер, вон тот парень знает федеральный, — сказала я, вернувшись на лужайку.

— Почему он тогда нас не выдал?

— Надеется получить награду. Поговорите при нем о чем-нибудь. Повздыхайте, мол, жаль, что умрем и наши сокровища, которые мы спрятали, так никто и не найдет.

— Я понимаю, — кивнул Кер. — Иди к женщинам.

Когда я вернулась на полянку, взгляды у женщин переменились. Мертвое отчаяние на личике Дженни сменилось робкой надеждой, Санта деловито осматривала свою обувь, и даже Моника чуть ожила.

Стража зашевелилась, Санта сказала:

— Еду несут.

От лагеря к нам направлялись три индейца, судя по одежде — рабы. Двое тащили котелок, третий — сверток из плетеной салфетки. Ида с кряхтеньем села, устроилась поудобней. Сверток отдали ей, а котел грохнули посреди полянки, да так, что он накренился. На землю пролилось немного варева.

— Это еще ничего, — пробормотала Дженни, — вчера почти все выплеснули. Делла, поешь обязательно, кормят один раз в день всего.