Настоящие индейцы

Я знала, что эта золотистая вода – моя смерть. Хорошо, что она совсем не мучительная. Рядом плыла Великая Мэри, она держала меня за руку, улыбалась мне. Ее лицо, даже на фотографии особенное, выглядело вовсе уж чужим, но ни капельки не отталкивающим. Очень красивое лицо. Просто совсем нечеловеческое.

А потом на меня снова накатила боль. Боль, жар. Я горела. Я куда-то поползла, там было людно, индейцы, они швыряли в меня камни, и какая-то собака защищала меня, хотя было ясно, что через минуту нас забьют насмерть. Но у меня не было сил. Поэтому я закрыла глаза и снова умерла. Это ведь так просто.

В глаза будто соли насыпали. Категорически не хотелось открывать их, и я бы не открывала, но мне еще хотелось пить. Поэтому я все-таки проморгалась.

Я лежала на самой обычной походной койке, в самой обычной армейской палатке. Лежала под одеялом и почему-то голая. Голая и чудовищно грязная. А в ногах сидел на складном стуле Август Маккинби собственной персоной. Совершенно обычный Август Маккинби. В полевой форме внешней обороны, с пистолетом в кобуре. С гладко зализанными назад волосами. Со щетиной, которой минимум десять дней, – бороду, что ли, решил отпустить? Рассматривал меня ничего не выражающими сонными глазами.

– Какие интересные сны видишь в агонии, – сообщила я. Голос был хриплым и плохо слушался. – Знаешь, мне один раз приснилось, что мы с тобой занимаемся любовью.

– Надеюсь, тебе понравилось.

– О да. Только потом ты закатил истерику. Причем любовь была во сне, а истерика – наяву. Лучше бы наоборот.

– Безусловно.

– Это было в ту ночь, когда мы прилетели на Таниру и остановились в мотеле.

– В том, где не было воды? Помню.

– А теперь мне снится, что ты прилетел на Саттанг. А меня должны были казнить. Может быть, уже казнили, просто у меня сознание застряло и пытается обмануть.

– Как увлекательно. Почему ты не пошла вместе с другими пленниками?

– А! Пошла. Ида Рафферти столкнула меня с карниза в овраге, и я сорвалась в реку. И утонула.

– Я знал, что по плану ничего не получится. Поэтому отправил за вами не только Шона Ти с индейцами, но и Василису. Думаю, это она вытащила тебя из реки.

Я повернула голову набок. Под койкой на спине лежала мокрая, грязная Василиса с перебинтованными лапами. Она развалила задние ноги, открыв пушистое брюхо, верхняя губа чуть отвисла, показывая аккуратные зубы, и на мое движение собака изволила только приоткрыть один глаз.

– Ей досталось камнями. Против камней даже такой собаке трудно что-то сделать. В основном, как я понял, она пыталась заслонить тебя. Костяк цел, но шкура сильно порвана. Ничего, быстро заживет. Ты выглядишь куда хуже нее. Мне пришлось раздеть тебя, твоя одежда была мокрой, в такой спать опасно, можно простудиться.

– И сдается мне, то, что ты увидел под одеждой, выглядело отнюдь не эротично.

– Ты права. Я привык, что ты постоянно ранишься, набиваешь синяки, но к такому оказался не готов. Тебе потребуется самое малое трое суток интенсивного лечения.

– Тогда я сначала отчитаюсь. Если тебя не затруднит, нальешь мне чашку чаю во-он из того чайника?

– Да, конечно, – бесстрастно ответил Август и поднялся.

Я смотрела, как он движется. Ловко, экономно и грациозно. Черт подери, он двигался заметно лучше Макса.

Август подал мне чашку с ломтиком лимона и листиком мяты.

– По-моему, ты любишь именно так.

– Да, и можно еще лимон отдельно. У меня жуткий авитаминоз. Меня тошнит от мяса, но просто слюни текут от всего кислого. Я тут ела эти ягоды жи-жи и жареных червей, представляешь?

– А-а, речные креветки? Меня угощали. Давно, еще в университете. Они очень хороши в жареном виде.

– Ну, ты в курсе, что здесь так проверяют колдунов. Вроде съел – колдун, выблевал – не колдун. Смех смехом, но все наши, кто рискнул, – блевали потом.

– Оказывается, я отвык от твоего казарменного лексикона.

– И все-таки?

– Еда как еда. Ты, кажется, хотела отчитаться.

Я допила чай, закусила половинкой лимона – опять какой-то недостаточно кислый попался, – и рассказала о том, что происходит на Саттанге. О том, что консул в сговоре с Хессом, что у них тут свои интриги, что именно консул сдает индейцам наших граждан. И о том, что банда украла баснословной ценности реликвию, которую пытается вывезти на Землю. И консул, и Хесс участвуют в этом преступлении.

– Где хранят реликвию? – только и спросил Август.

– В лагере банды. Там был древний храм, от него остались только катакомбы. Вот там, в подземелье, и стоит контейнер с реликвией. Видимо, она довольно крупная, может быть, даже в рост человека.

– Отлично, – кивнул Август. – Побудь здесь, я вернусь через пару минут.

Он вышел из палатки, а я прикрыла глаза. Господи, неужели мне это не снится, неужели я жива и в безопасности?! Под койкой тяжело вздохнула Василиса. И собака здесь, и Август здесь, и стоит мне только капельку поныть, как меня отправят домой… никто даже не упрекнет, что я не довела дело до конца.

Вернулся Август, с ним шел индеец, одетый дорого, но не боевито. Подо мной завозилась Василиса, перевернулась на грудь, пихнув койку и едва не сбросив меня на пол.