Настоящие мужики детей не бросают

— Подпишите! «С моих слов записано верно», подпись и число! — Сыщик подсунул матери блокнот.

— А что, собственно, происходит? — не поняла она. — К чему все эти вопросы?

— Произошло убийство двух его одноклассников, мы ведем следствие, только и всего…

— Так вы думаете, это Сережа?! — усмехнулась она. — Вот уж глупости!

— Я ничего не думаю, таковы наши следственные мероприятия, — сухо объявил сыщик и про себя добавил: «Я не думаю, я знаю». — Поставьте число и подпись.

— Надеюсь, войны между нами не будет? — кокетливо спросила она.

— Не будет.

Директриса расписалась, и они с холодной вежливостью распрощались.

Через полчаса старший лейтенант обо всем доложил полковнику.

— Вот это уже посерьезнее, чем показания старушки с первого этажа! — кивнул он и радостно потер руки. — А если на банкнотах к тому же обнаружатся отпечатки твоего Крикунова и убитого Боброва, то получишь благодарность в приказе!

— Я думаю, пора его брать!

— Готовь рапорт и получишь ордер. Но учти, если не дожмешь, не докажешь, что он и есть маньяк, вытурю из отдела! Как там наш Климов Больная Голова? — усмехнулся на прощание Волкодав. — Ты хоть навещаешь его?

— Так точно. Лечащий врач утверждает, что смертельный исход ему не грозит.

— Что ты говоришь? — усмехнулся полковник, он любил шутки. — Передавай нашему пинкертону большой и пламенный привет! И скажи ему, что я не допущу его до работы, пока официально не выпишут! Да, завтра поедешь брать маньяка, возьми Миронова, это наш новый сотрудник, парнишка после Высшей школы, сын моего старого приятеля, пусть поучаствует в серьезном задержании. Только присматривай там за ним!

— Мне только еще нянькой стать не хватало! — пробурчал Кравец.

— Ну ладно, ладно, не забывайся! — сердито одернул его Волкодав. — Тоже мне Жеглов!

После суматошного дня и отчаянной беготни за уликами где-то около восьми вечера начинала дуреть голова, и он вконец расклеивался. Когда был здоров Климов, для снятия усталости хватало одной поллитровки на двоих. С потерей капитана пришлось перейти на кефир, но появилась головная ломота. Лида случайно притронулась к его лбу, холодными пальчиками стала массировать виски, затылок, и через несколько минут боль вдруг отступила, а он, поднявшись, мог снова крутить и разгадывать свои головоломки. Такое же чудо произошло и на второй, и на третий день. Лида сама не подозревала, какой магической силой обладает.

Раньше, возвращаясь к Наде, он ничего ей не рассказывал, истории о преступниках ее не интересовали. Лида же слушала его, раскрыв рот, и просила продолжения, приставала с расспросами, настолько ей было все интересно.

— А ты считаешь, что этот парень и есть маньяк? — удивленно спрашивала она.

— Да, я чувствую.

— Но как ты это все чувствуешь? — широко распахнув свои голубые глаза, удивлялась она. — Вот я, к примеру, иду по улице, и, пройди мимо меня двести маньяков и убийц, я ничего не почувствую.

— Трудно сказать, — вздыхал он.

— Но как-то это объясняется?!

— Ну как объясняется, — улыбаясь, морщил лоб сыщик. — Ты вот пальчиками проведешь по моей воспаленной коже, и у меня сразу крылышки вырастают, хочется петь и порхать, как бабочка. Вот отчего это, объясни?

— Я не знаю.

— И мне не объяснить. И Климову тоже. Поэтому и не уходим никуда. Профессия такая. Собаки, говорят, землетрясения предчувствуют. Мы еще ничего не ощущаем, еще почва не вздрагивает, а они уже эти толчки слышат. Вот как?

— Да, и курицы тоже, — вспомнила Лида.

Она кормила его ужином, но сама не ела, просто с улыбкой смотрела на него и радовалась.

— Чему ты вот радуешься? — усмехнулся он.

— Да так. Тебе хорошо со мной?

— Еще как хорошо.

— Правда?

— Правда.

Он не лгал и постоянно думал о том, что вернутся жена с сыном и эту связь с Лидой придется прекратить, хотя день ото дня старлей все сильнее прикипал к ней, а она каждый день открывала для него свои необычные таланты. Оказалось, что она умеет стряпать, да так искусно, что большую сковороду куриных ножек, ею пожаренных, он съедал за пять минут, не говоря уже о ее камышинских котлетах, щах, грибном супе и других блюдах. Потом выяснилось, что Лида великолепно стрижет, шьет, делает массаж, обладает отменным вкусом и тактом. Не говоря уже о ее красоте. Кравец не встречал еще таких женщин, обладавших столькими достоинствами. И как быть? Разве он сможет бросить сына? Но Надя возвращалась четырнадцатого, и до этого времени он не хотел ни о чем думать. Можно хоть раз в жизни превратиться в осенний листок, которого несет река жизни?

— А тебе не страшно сталкиваться с этими уродами? — помолчав, снова спросила Лида.

— Поначалу было страшно, а потом я перестал бояться. Теперь пусть они меня боятся!

Потом, потушив свет, они лежали на тахте, тесно прижавшись, молча гладили, ласкали один другого, предоставляя свободу рукам, пока в обоих не вспыхивала глухая страсть и они с ненасытной яростью не набрасывались друг на друга. Утром расставались, задавая привычный вопрос:

— Встретимся вечером?

И снова заключали друг друга в объятия, а днем жили тем, что неминуемо придет вечер.