Настоящие мужики детей не бросают

— Я бы мог ему помочь, Людмила Захаровна! — проникновенно сказал Кравец.

Он сразу же просек, что парикмахерша знает, где находится сын, и, сам того не ожидая, положил ей руку на колено. Климов часто прибегал к таким методам, когда требовалось добыть важные сведения. «Ради дела можно иногда и пожертвовать собой, если ты укладываешь в постель не подозреваемую, а всего лишь источник информации», — любил повторять он.

— Чем помочь? — порозовев всем лицом и даже ушами, глубоко задышала хозяйка.

Оперативник легко скользнул вверх по ее бедру, но Власова неожиданно остановила его руку. Сыщик схватился за бутылку, откинулся на спинку стула.

— Так чем вы можете ему помочь?

— Я готов защитить Павла!

— Как?

— Я отправлю парня в такой санаторий, где ни одна собака его не найдет и туда не проникнет!

— В тюрьму, что ли?

— Ну зачем же? Знаем места!

Он снова сжал ее бедро, и Власова простонала.

— Вы так каждую даму допрашиваете?

— Нет, далеко не каждую!

— А кого?

— Только отдельных личностей! — Он почувствовал, что уже вдохновенно врет по-климовски, и это, как ни странно, оказывало глубокое воздействие на хозяйку.

— Все милиционеры врут, я знаю! — кокетливо заметила Власова.

— Я не милиционер, я из угрозыска, мы из особой породы! Так где Паша-то?

— Он звонил, сказал, что все в порядке, говорил весело, просил не беспокоиться…

— Откуда звонил?

Власова замерла, поняв, что проговорилась. Старлей налил еще коньяка, показывая этим, что не спешит и готов оказать ей любезное внимание.

— Людмила Захаровна, поймите, те, кто Павла туда отправил, люди криминальные, отморозки, ничего святого за душой! Они с ним нянчиться не станут. Оставят записочку: мол, прости, мама, не горюй, решил свести счеты с жизнью — и нет у вас сына! И порешат-то не наши, а тамбовские или казанские, уедут, исчезнут, а потом ищи их! И не найдем ведь! А сейчас еще спасти можно! — говорил оперативник.

— Да что вы пугаете меня, Сергей! Он с девчонкой уехал, сам мне сказал!

— Вы ее видели?

— Кого?

— Девчонку эту?

— Зачем мне на нее смотреть?

— А раньше видели?! — настойчиво допытывался Кравец. — Была у него вообще девчонка-то или нет? Вы же мать, вы такие вещи сразу видеть должны!

Власова не ответила, встав в тупик, ибо ничего такого не замечала и всерьез беспокоилась за сына. Все его одноклассники давно переженились, и не по одному разу, а он, как красна девица, по выходным кис дома у телевизора. Она даже предлагала к врачу сходить, провериться. Сын орал, что у него все в порядке и пусть мать отстанет от него.

— Тебе нравится мужиков менять, вот и меняй, а меня не трогай! — кричал Паша.

— Мне же внуков хочется, дурачок! — ласково отвечала мать.

— Если хочется, завтра из детдома притащу целую ораву, вот и нянькайся с ними! — зло огрызался он.

Сыну шел двадцать седьмой год, и подружка ей сказала: «Не дергайся, мой тоже до тридцати не женился. Теперь все они так, хотят подольше на воле пожить!»

Старлей тотчас заметил задумчивое выражение лица парикмахерши и понял, что попал в точку.

— То-то и оно, что не было у него никакой подружки! — взглянув на хозяйку, усмехнулся оперативник. — А значит, не с девушкой он хотел уединиться! Принудили его к такому отъезду! И опасность, угрожающая его жизни, существует! А вы родному сыну помочь не хотите. Как бы не пришлось потом локти кусать!

Сыщик поднялся. Власова, видя, что он собирается уходить, кинулась к нему, схватила за руку:

— Но Паша так просил меня не говорить никому, где он сейчас, и особенно вам!

— Лично мне?

— Не лично вам, но если придут из милиции… — Парикмахерша вздохнула.

— Но я же не из милиции. Поймите вы наконец, дорога каждая секунда, ваш сын в опасности!

— В Реутово, в санатории, я где-то на газете записала, как туда добраться, но телефона там нет… — поддавшись его напору, вздохнула она, с неохотой прошла в гостиную, вынесла оттуда газету. — Вот на полях я тут…

Кравец выхватил газету, пробежал глазами адрес, сунул ее в карман.

К счастью, климовские «Жигули» сразу же завелись, и он, отзвонив в отдел, помчался в Реутово. Подмогу брать не стал, надеясь, что с щуплым Павликом справится и сам, даже если тот станет сопротивляться. Наденет наручники и в принудительном порядке увезет как соучастника покушения на жизнь капитана.

Дома жена по-прежнему держала оборону, разговаривала с ним сквозь зубы, как бы напоминая, что условия, ею выставленные, меняться не будут. Заезд в пансионат предполагался с утра тридцатого декабря, то есть завтра, и сегодняшний день был для Кравца решающим. Либо он сейчас арестует Павла, тот назовет ему имя маньяка, которого старлей тотчас арестует, и за это попросит у полковника хотя бы неделю отпуска вместо ордена, либо лишится семьи.

«Но ведь получилось же! — радовался за себя старший лейтенант. — Не боги горшки обжигают! Сорок минут, и нужный адресок в кармане! Интересно, за сколько бы его добыл Климов? Я думаю, за час, не меньше! Он не любит спешить. А потом капитан наверняка бы остался, допил коньяк».