Настоящий джентльмен. Часть 1

Закон для этих анархистов был не писан, а если писан, то не читан. Тут круглые сутки звучала музыка, которую благонравный бибисейский худсовет в эфир ни за что бы не пропустил. Аудитория у «пиратов» была многомиллионная, рекламные деньги текли рекой. Оставлять безнаказанным такое было нельзя. В 1967 году Парламент принял специальный закон, и вскоре станцию взяли на абордаж.

Тогда же Би-би-си открыла собственную радиостанцию, молодежный музыкальный канал «Радио 1», в который потом влились таланты из разгромленного «Радио Кэролайн». Кроме этого, также было «Радио 2» — поп-музыка для людей постарше, «Радио 3» — для любителей утонченной классики, «Радио 4» — разговорное радио для интеллигенции, «Радио 5» — для спортивных болельщиков и так далее.

На «Радио 1» каждый вечер в эфире был Джон Пил. Как он сам говорил: «Я хочу слушать то, чего никогда раньше не слышал. Если я не понимаю какую-то музыку, я непременно должен сыграть ее по радио».

По моим наблюдениям, нет на свете труднее дела, чем слушать новую, непонятную и потому неприятную тебе музыку. Джон Пил делал это ежедневно по много часов, выбирая материал для своей передачи. Говорил он лаконично, припечатывая мысль своим густым и четким голосом.

«По дороге на работу, — произнес он однажды, — я видел на Оксфорд-стрит группу японских туристов. Они внимательно изучали карту Манчестера».

Джону приходило много писем, записей, заявок, вопросов. «Меня часто спрашивают, — сказал он, — в каком году музыка была самой лучшей? Я всегда отвечаю — в этом. А до этого года — в прошлом».

Британское Рождество — это сезонная стихия. К нему готовятся с ранней осени, закупают подарки, пишут открытки, заготавливают угощения. «Не люблю Рождество, — сказал по этому поводу Джон Пил, — каждый раз я почему-то оказываюсь на кухне с незнакомыми людьми и мы обсуждаем, как лучше утеплять чердак».

В Лондоне газоны зеленеют круглый год, зимой средняя температура +5, летом +16. В солнечный день на улице хорошо, но это бывает не часто. Обычно за окном пасмурное британское «зималето», ни то, ни се. Особенно по утрам тяжело. Неудивительно, что в Англии все говорят о погоде, а для бодрости духа включают «Радио 2». Во всяком случае, я это делал всегда.

Страна просыпалась под упругий баритон Терри Вогана. Он говорил размеренно, делал многозначительные паузы, особенно когда ему самому было смешно. Однажды ему в студию принесли справку, что аудитория его передачи достигла отметки в 8 миллионов.

«Одну минуточку, — сказал Терри, — в стране живет 60 миллионов, что же остальные 52 миллиона слушают по утрам?».

«Годы идут, — произнес он как-то, — я стал забывать имена и лица. Думаю, что и свое лицо я забыл; во всяком случае, в ванной в зеркале на меня глядит человек, лицо которого я не помню. Правда, он похож на моего отца».

«Нынешняя госпожа Воган, — объяснял он не торопясь, — это редкая жемчужина среди лучшей половины человечества. Если у ней и есть недостаток (тут мне бы надо быть осторожным), так это то, что она никогда ничего не выбрасывает. Может быть, поэтому она все еще замужем за мной так много лет».

Терри играл музыку по заявкам и читал смешные письма от слушателей. «Я приезжал на работу к пяти утра, — писал он в своих воспоминаниях, — и продюсер вываливал мне на стол несколько сотен писем. Это и был мой материал для эфира».

Терри обладал потрясающим чувством времени: заводя очередную пластинку, он говорил на фоне музыкального вступления, точно до доли секунды заканчивая к моменту, когда вступал вокалист.

Я хотел быть похожим на него. Опыта и умения, наработанного годами, у меня, понятно, не было, поэтому в сценарии передачи я тщательно промерял время музыкального вступления, замерял секунды своей речи и прописывал это в «скрипт». Скажем, вступление длиной в 30 секунд, мой текст 22 секунды, по одной секунде надо оставить на сигнал звукотехнику в начале и в конце, значит, в 6 секунд я начинаю говорить, в 29 секунд заканчиваю и даю отмашку.

Все это требовало согласования. Обстановка в студии была серьезная, нешуточная. В аппаратной находился продюсер, один звукотехник на пульте, второй заведовал большущими проигрывателями EMT 950 (Electronik & Messtechnik Gram Deck), это были непревзойденные по качеству машины, на которых крутили виниловые пластинки.

На репетицию уходило минимум минут сорок. Я приносил четыре копии сценария: один брал себе, второй давал продюсеру, третий и четвертый экземпляры вручал звукотехникам. По-русски они, как правило, не читали, поэтому каждое включение приходилось объяснять и прогонять по нескольку раз.

Технические инструкции я писал по-английски: segue (последовательно, одно за другим), v/o (voice over, речь поверх музыки), fade up (громче), fade down (тише), cross fade и так далее. Отмашку тоже пришлось оттачивать, имитируя движения дирижера (затакт, начало первой доли).