Читаем Настоящий джентльмен. Часть 1 полностью

Бывшему штурману все было ясно: 65 сантиметров умножаем на 0,393701, получаем 25,571065 дюймов. Полученные дюймы делим на масштаб карты 5:1, получаем 5,114213 миль, мили переводим в километры из расчета 1,60934 и — вуаля! — перед нами искомое расстояние велосипедного маршрута: 8 километров и 230 метров. Калькулятора тогда у меня, по бедности, еще под рукой не было, я считал карандашом на бумажке. Пришлось попыхтеть, наморщив лоб.

Если ехать по ровной дороге, без препятствий и остановок, то можно 20 км в час принять за среднюю скорость. Полученное расстояние в 8 км 230 метров делим на 20, получаем 0,4115 часа. В часе 60 минут, поэтому 60×0,4115= 24.69 минуты. Строго говоря, эти 0,69 минуты тоже надо переводить в секунды умножением на 60. Окончательный результат 24 минуты и 41 секунда.

В лондонском транспортном потоке этого времени мне достичь так и не удалось, поначалу на дорогу уходило минут 40. Мой рекорд по маршруту Элгин-кресент — Буш-хаус, а я замерял время каждый день, — это 28 минут 40 секунд. Помню, жал педали изо всех сил, приехал весь в мыле.

Самым незабываемым оказался первый день. Я благополучно покинул Кенсингтон, миновал советское консульство, проскочил оба парка. Чтобы попасть на дорогу к Букингемскому дворцу, надо было пересечь Гайд-парк-корнер, большую круговую развязку. Такая развязка, или roundabout, иногда называемая латинским словом circus — «круг», впервые появилась в 1768 году в городе Бат и называлась King’s Circus. Архитектор Джон Вуд-старший вдохновился знаменитым мегалитическим строением друидов Стоунхендж, имеющим форму круга. Джон Вуд замерил его диаметр (325 футов, 99 метров) и воссоздал его в своем проекте.

Круговые развязки удобны тем, что не требуют светофоров. Правило простое: транспорт внутри круга имеет преимущество, при въезде в развязку ему надо уступать дорогу. Классический «цирк» — это круг и две дороги в форме креста, но то, что предстояло пересечь мне, было куда затейливее.

С запада, с улицы Найтсбридж, вливался поток машин в три полосы, с севера, разогнавшись по Парк-лейн, неохотно притормаживали еще четыре полосы, восток был представлен двумя лентами асфальта Пикадилли, с юга, по улице Гровнор-плейс, напирали две полосы транспорта от вокзала Виктория. Мне нужно было преодолеть три потока и попасть на четвертый съезд, Конститьюшн-хилл. Я парнишка рисковый, всяких опасностей навидался, но тут и у меня поджилки затряслись. Все кругом тарахтит, гудит, лязгает, нервные водители заполняют каждый свободный сантиметр пространства. Движение левостороннее, соображать надо в зеркальном режиме, а съезжать — из крайнего левого ряда, но в него надо еще попасть.

Я лихорадочно вспоминал правила дорожного движения, которые зубрил еще в Ленинграде, параграфы 8.1 и 8.2: «Водитель велосипеда, сигнал поворота или перестроение налево: вытянутая левая рука». А может, у них тут все наоборот?

Вытянул левую руку как жест отчаяния, правая лежала на руле, пальцы на рычаге тормоза, готовые нажать в любой момент. Со страху сильно нажал на педали, разогнался так, что чуть не въехал во впереди идущее черное такси, и рефлекторно нажал на тормоз, но мой железный конь вместо торможения встал на месте как вкопанный. Вернее, встало только переднее колесо, с которым был соединен тормоз под правой рукой, а велосипед продолжал движение по инерции, но уже вокруг заклинившегося колеса. Меня подняло вверх, а потом опустило вниз. Как говорится у классика: «Дорога вдруг вздыбилась и больно ударила его по голове». Набил синяк, руку в кровь, слава Богу, что еще никто на меня не наехал, а то опоздал бы на работу недели на две. Причина — вместо притормаживания колодка на переднем колесе схватила обод намертво. Залепил руку пластырем, ни на работе, ни дома никому ничего не сказал. На следующий день (по расписанию выходил во вторую смену, к 11 часам) я встал рано и все утро возился с тормозами.

На Гайд-парк-корнер в поток машин больше не выезжал, там внизу есть пешеходные переходы и пандусы для детских или инвалидных колясок. Поначалу я спешивался и катил велосипед руками, но потом наловчился ездить, не слезая с седла.

Программа поп-музыки из Лондона

Трудовой процесс в Русской секции определяла «рота», большой разлинованный лист бумаги, на котором в колонке слева шли фамилии сотрудников, а в колонках справа — их обязанности на ближайшие недели. «Рота» — это ротация, rotation, что значит «вращение», «чередование».

На Би-би-си исповедовали принцип универсальности: нас не делили на дикторов, переводчиков, новостников. Все делали всё, по очереди. В эфире коллеги звучали по-разному — кто говорил тенором, кто баритоном, кто брал дыхание каждые три слова, как астматик, один человек сильно картавил. Мне такое разнообразие нравилось, в нем была правда. Что делать, если диктор пришепетывает, — такой уродился.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное