Настоящий я

Я сглотнул, почувствовав, как в горле встал ком. Мне было страшно поднять голову и встретиться с укоризненным взглядом учителя. Все, что я мог делать, – нервно кусать губы. Смотреть на другого человека, тем более взрослого, было так же трудно, как видеть себя в зеркале. Учитель сказал, что их кружок называется «Рифмоплеты». Даже название мне не нравилось.

– Я никогда не писал стихов… – ответил я.

– Ничего страшного! Подожди, сейчас покажу тебе наш сборник за позапрошлый год.

И он раскрыл книгу.

«Я не хочу быть кругом.
Я не хочу сиять.
Буду резким, как угол,
Буду, как камень, затвердевать».

Что ж, часть про камень вполне логична, но как тогда автор может быть кругом? Он с рождения так себя ощущал? Или его углы стерлись со временем?

Произнести слово «нет» я не мог, оно было неподъемным, как камень. В конце концов я внес свое имя в список участников «Рифмоплетов», а вечером рассказал об этом маме.

– Учитель попросил меня записаться в школьный кружок по интересам, – начал я и быстро добавил: – Занятия будут по пятницам, на пятом уроке, поэтому буду возвращаться позже.

Мама, которая до сих пор молча смотрела в окно, повернулась и ответила:

– Ничего, ходи на свои занятия, будем ждать тебя попозже.

Она вновь перевела взгляд на улицу. Ее не волновало, во сколько я возвращался. С друзьями мы могли собраться у кого-то дома и ночь напролет болтать и веселиться. Наверняка можно было пригласить их и к себе в гости, но мне не хватало решительности. Вдруг я вспомнил стихотворение, которое прочитал в сборнике. Я был круглым, гладким камешком, который не причинил бы другим вреда, даже если его сильно сжать.

Маму не интересовало, ни почему я вступил в кружок, ни что нового я узнал там. Я ожидал, что так будет. Ее разум все еще застилал туман. Когда все изменится? Внезапно мне пришла мысль, что это не случится никогда.

Проводник был прав, мне хотелось поделиться с кем-то своими чувствами и переживаниями. Я ощущал это желание каждый миг своей жизни. В голове зазвучал заливистый смех Сури. С ней мы больше не увидимся, я все равно уже решил, что навсегда уйду из этого мира. Казалось, после моего ухода ничего не изменится, поэтому в очередной раз я принял судьбу. Неосознанно я сам загонял себя в угол.

Сури с опаской поглядывала на меня. Знал бы, что так будет, не стал бы рассказывать о Ване. С другой стороны, а о чем еще с ней можно говорить? В любом случае всему скоро наступит конец. Интересно, я смогу увидеться с Ваном? Наверное, это будет не так просто: мое тело все-таки продолжит жить дальше.

Ни брата, ни меня люди не понимали. Они всегда смотрели на Вана с жалостью, а потом таким же взглядом и на меня. Раньше я верил, что, пока ничего не произошло на самом деле, все в порядке.

– Это из-за твоего брата?

Вопрос Сури заставил меня задуматься. Может быть, действительно, из-за смерти Вана мама продолжала терзать себя воспоминаниями? Или это я запутался и поэтому вел себя как дурак? Скорее, и то и другое. Я мог лишь догадываться, о чем все-таки думала мама.

Когда я рассказал Сури о том, что перевернул стол в ритуальном зале, она настолько удивилась, что потеряла дар речи. В ее взгляде читалось непонимание. Я знал, что ту сцену на похоронах устроил я, но в памяти осталась только ноющая боль в голове.

– Рю, да у тебя талант ставить людей в тупик, ничего особенно не говоря, – выпалила она.

Тогда у тебя, Сури, талант заполнять неловкие паузы.

– С того дня прошел уже год. За день до годовщины смерти Вана мама вновь вспомнила о том, что я сделал на похоронах.

– После этого ты потерял связь со своим телом?

Вана не было с нами уже год, но мама продолжала ходить в библиотеку. Она возвращалась домой в то же время, в которое они с братом приходили с занятий. Отец писал и звонил ей по нескольку раз в день. Бывало, я боялся, что мама решится на самое страшное. Она была похожа на стеклянную бутылку, стоявшую на самом краю высокой полки: одно неловкое движение – и она разобьется вдребезги. Одна только мысль об этом мешала мне приблизиться к маме и протянуть руку. Тяжелые воспоминания так давили на нее, что она стала совсем неуклюжей – разучилась обращаться с острыми предметами и постоянно натыкалась на мебель. На все выступающие углы отцу пришлось надеть защитные накладки, хотя он никогда не делал этого, даже когда Ван был жив. Чувство вины и потеря ребенка оставляли на мамином теле все новые красно-синие синяки.

Но время неумолимо бежало вперед, пришла весна, и во дворе расцвела вишня.

– Мам, посмотри, какие цветы красивые!

Она не отвечала.

– Давай выйдем на улицу и сфоткаем их…