Настоящий врач скоро подойдет. Путь профессионала: пройти огонь, воду и интернатуру

– Хм-м. Ну, ему дали несколько седативных препаратов.

– Действительно, несколько.

– Должен признать, что не помню всех лекарств, которые ему дали.

– Без проблем, – ответил Сотскотт. – Список прямо передо мной. Я зачитаю его вам.

Он прочитал список, и я было подумал, что это какой-то медицинский вариант метода Сократа. Это начинало раздражать. Мне еще не хватало второго Байо.

– Я… я думаю, что сразу несколько из них могут вызвать сужение зрачков, – предположил я.

– И вы снова правы.

Последовала пауза, и я посмотрел на Байо, который вращал пальцем, давая понять, чтобы я закруглялся с разговором. Мне нужно было ставить центральный катетер.

– Но сколько именно лекарств, доктор Маккарти, могут вызвать одностороннее сужение зрачка, которое вы наблюдали?

Я задумался на мгновение. С кем же я разговаривал – с другим ординатором или с лечащим врачом?

– Если навскидку… – начал я.

– Ох, доктор, вы не должны говорить навскидку, – речь собеседника становилась все более настойчивой. – Используйте справочную информацию. Откройте учебник. Поищите в интернете. Позвоните другу. Только будьте добры, скажите мне, во всей медицинской литературе есть хоть одно упоминание о том, чтобы какой-либо вводимый внутривенно препарат вызывал сужение лишь одного зрачка, но не обоих?

Снова пауза. Теперь я засомневался.

– Ответ – нет! – прокричал он в трубку. – Карл Гладстон принимал антикоагулянт от тромба в ноге. Когда он упал и ударился головой на занятии, – продолжил Сотскотт, едва сдерживая себя, – у него в мозге открылось кровотечение.

Я закрыл глаза.

– И я знаю, что вы в курсе про его падение, потому что написали про ссадину на голове.

– О… нет, – тихо сказал я, отвернувшись от Байо.

– О да. И когда вы осматривали пациента, доктор Маккарти, кровь заполняла его мозг и начинала сдавливать его черепные нервы.

Я не мог дышать.

– Однако в ваших записях ничего об этом не говорится. Ваши записи вводят в заблуждение. Тем самым вы оказали ужасную медвежью услугу.

– Я…

– Сколько времени было потеряно впустую? – спросил он.

– Я очень сожалею.

Мне хотелось спрятаться. Мне хотелось исчезнуть. Мне хотелось убежать, но деваться было некуда. Я был в ужасе от мысли о том, что сделал с Карлом Гладстоном. Прошло уже больше суток с тех пор, как Крутой поручил сделать ему томографию головы. Неужели все это время у него продолжалось кровотечение? Он запросто мог умереть. У меня подкосились ноги, и я опустился на кафельный пол, хватая ртом воздух, в то время как на мои глаза навернулись слезы.

Глава 8

После разговора с доктором Сотскоттом я был опустошен, парализован. Я закрыл глаза и мысленно сосредоточился на складках своих ладоней, пытаясь осознать произошедшее. Я только что сказал жене Гладстона, что с ним все будет в порядке, что он справится, в то время как на деле практически собственноручно позаботился о том, чтобы этого не произошло. Я с силой впился ногтями в ладони, чтобы отвлечься от всепоглощающей смеси беспокойства, страха и тревоги. Я открыл глаза и осмотрел руки. Если постараться, в них даже можно было разглядеть буквы – «А» на левой ладони и «M» на правой. Я попытался извлечь из этого какой-то смысл, но ничего не вышло. Затем я почувствовал, как меня похлопали по плечу.

– Что такое? – спросил Байо. – Что происходит?

Пытаясь взять себя в руки, я поднял на него глаза. Знал ли уже Байо об этой ошибке? А доктор Крутой?

– Происходят ли здесь удивительные вещи?

– Ну…

Часть меня хотела выпалить содержание всего разговора с доктором Сотскоттом. Ответственность за заполнение медкарт пациентов лежала не на Байо – это была работа интерна. Его ошибочные рассуждения не были никак задокументированы – только мои собственные. Казалось, меня сейчас вырвет.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Не совсем.

– Выглядишь ужасно.

– Я себя не очень хорошо чувствую.

Я не знал, с чего начать.

– Вернусь через минуту, – пробормотал я.

Я отправился в единственное спасительное место, где мог остаться один, – ординаторскую с ее лиловыми стенами, гудящими люминесцентными лампами и хлипкими двухэтажными кроватями. В это время дня там практически наверняка никого не должно было быть. Я ввел трехзначный код и направился в туалет. Мельком глянув на себя в зеркало – я выглядел как кусок дерьма, – я закусил нижнюю губу и, почувствовав рвотный позыв, наклонился над унитазом. Рефлекс сработал, но из меня ничего не вышло.

Возможно, это цинично, но порой от мыслей об одной ужасной истории помогает отвлечься другая, не менее душераздирающая.