Настоящий врач скоро подойдет. Путь профессионала: пройти огонь, воду и интернатуру

С другой стороны, мне казалось немыслимым, что случившееся было всецело моей виной. Я изложил Байо свой дифференциальный диагноз по анизокории, однако он не был обязан слушать меня. Он мог принять собственное решение. Его задачей было показать мне, что к чему. Что вообще я мог знать? Можно было сказать, что наставник-ординатор за мной недоглядел. Тем не менее я чувствовал себя паршиво из-за того, что пытался свалить вину на Байо, да и в любом случае это не могло изменить случившегося с Карлом Гладстоном. Или же Байо попросту не слушал меня? Возможно, он назвал мое предположение о седативных «разумным», хотя сам пропустил его мимо ушей. Из-за чего я сделал в медкарте запись, которая не отражала того, что случилось с моим пациентом на самом деле? Я был в полном замешательстве.

В голове продолжили крутиться мысли, как это часто бывает в метро. Были ли эти первые несколько дней в больнице предвестником того, что ждет меня дальше, или же это просто временная трудность? Люди поступают в медицинскую школу с верой в то, что станут уважаемыми, внушающими доверие врачами, но что если мне было суждено стать одним из тех, о ком судачат коллеги? Может быть, меня было бы безопасней засунуть в какую-нибудь лабораторию, чтобы я там возился со всеми этими мнимыми числами и…

– Минуточку внимания, дамы и господа! – закричал стоящий в центре вагона мужчина. – Сегодня ваш счастливый день!

Я поднял голову и увидел в паре шагов от себя темнокожего мужчину в пурпурном халате и сандалиях.

– Меня зовут Али, и я всемирно известный духовный целитель.

Я достал «Болезни сердца для “чайников”».

– Души предков наделили меня даром ясновидения, и я здесь, чтобы вам помочь!

Али окинул взглядом вагон – на него почти никто не обратил внимания – и поднял вверх свои смуглые руки. У него была длинная эспаньолка и усы, и я предположил, что он родом из Восточной Африки.

– Мои способности включают, среди прочего: возвращение любимых, лечение депрессии, наркозависимости, избавление от долга и импотенции!

Сидевшая рядом со мной женщина отложила газету «Нью-Йорк Таймс» и подняла голову.

– Я также могу помочь с судебными исками, иммиграционным статусом, развеять темные чары, избавить от проклятья, снять сглаз и одолеть любые дьявольские силы, доставляющие вам проблемы!

Он прошелся по всему вагону, завязывая и развязывая свой халат.

– Я позабочусь о вашей боли, – продолжал он. – Я помогу преуспеть в бизнесе, в спорте и даже сдать экзамен!

Из кармана халата он достал стопку визиток кремового цвета и протянул одну мне. На ней было написано:

«Али

Вы знаете, что я могу помочь.

Вы знаете, где меня найти».

Я отложил книгу и уставился на визитку. Я не был суеверным человеком, но на мгновение мне захотелось помечтать о том, что моя жизнь может мгновенно измениться к лучшему. Вдруг это был какой-то знак свыше? В конце концов, мне действительно нужна была помощь. Я не был готов к тем запредельным эмоциям, с которыми связана медицина, и мне срочно требовалось найти хоть что-то – какой-то нравственный ориентир, какой-нибудь антидепрессант – что угодно, чтобы справиться со взлетами и падениями, которые преподносила работа в больнице. Что, если Али действительно был каким-то источником мудрости, который мог бы дать мне полезный, пускай и неожиданный, совет для моей карьеры?

Я теребил визитку между большим и указательным пальцем, думая о том, как отреагировала бы Хезер, если бы я предложил Али переехать жить к нам, как вдруг сидящая рядом женщина коснулась моего колена газетой:

– На прошлой неделе, – прошептала она, – этот парень продавал конфеты в поддержку юношеской баскетбольной лиги.

Глава 9

После очередного беспорядочного утра, проведенного за осмотром пациентов, получением результатов лабораторных анализов и за анализом клинической картины на их основе, Байо отвел меня в сторону. Я подготовился к непростому разговору.

– Нам нужно поговорить, – сказал он. Я специально смотрел ему прямо в глаза, но он избегал моего взгляда. Это было необычно. Байо был человеком, способным обработать ошеломительный объем информации и тут же в ней разобраться. Должно быть, он уже знал о том, что случилось с Гладстоном.

– Ага, – согласился я, готовясь услышать обвинения или объяснения.

Он тем временем молчал, так что заговорил я:

– Когда я увидел зрачки…

– У тебя плохо получается докладывать, – прервал меня Байо. – Поработай над этим.

По мне прокатилась волна облегчения:

– Я это уже понял.

– Суть в следующем, – пояснил он, бросив взгляд на свой пейджер. – У тебя есть всего несколько минут, прежде чем мы потеряем интерес. Каждое слово на счету.

То, что мы вели спокойный разговор, одновременно было облегчением и действовало на нервы. Разве я не откладывал неизбежное? Это было мне не под силу. Чем дольше мы избегали неприятного разговора о Гладстоне, тем хуже я себя чувствовал. Почему Байо ничего не говорил? Наверное, он понимал, что мы оба виноваты. Но что насчет Диего или Крутого?