Настоящик. Сборник рассказов

Вечером Надежда Сергеевна кабинет-сарай закрыла, текила-купила, детям рахат-лукум фабрики красный бабай купила, соседу — пива, мужу — грабли. Села в машину, на дачу поехала. Три часа в пробке постояла, приехала в темноте, смотрит — что такое? Соседи спят, что ли? Никто мороз-мороз не поет, владимирский централ не слушает, в пруду голый не купается, через костер не прыгает. Странный вечер пятницы.

Зашла в дом, мужа зовет, детей. Видит — сидит в комнате на ковре Имомали, живот поглаживает.

Удивилась Надежда Сергеевна, захлопала синими глазами.

— Ты откуда взялся?

Стал объяснять Имомали:

— Отец мой, царь шайтанов Ангро-Манью, да продлятся дни его в кипящем котле подземного царства, создал произволением своим страну змей. Но пришли люди, поставили шатры в круг, а змей прогнали во вне — жить среди нечистот. Пресмыкаясь меж ядовитых отбросов, змеи понесли от людских пороков и пометали приплод — дэвов ярости и предательства, жадности и высокомерия... Вот откуда взялся и я — ненасытный Гуруснаги, дэв голода...

Надежда Сергеевна по-персидски ни слова не знала, но увидела на ковре ботиночки детей, очки мужа, шляпу председателя садового общества — и все поняла. Хотела бежать, но уже не могла. Имомали, пока рассказывал, на месте не сидел, а обматывал Надежду Сергеевну синей изолентой, как паук обматывает муху липкой паутиной. Изоленты на даче было много, очень Имомали этому радовался — еще на войне полюбил он синюю, как блестящие купола Самарканда, изоленту. Сложи два автоматных рожка валетом и обмотай — в бою поймешь, зачем.

После войны тоже довелось Имомали с изолентой повозиться. Протез попался капризный, приходилось часто подматывать, чтобы трещина не ползла, а она все равно, проклятая, прорастала, крошила пластмассу, грозила Имомали совсем без ноги оставить. И обижаться не на кого — не миной ногу оторвало, не снарядом — сам отгрыз. Нельзя дэву долго не кушать. Нельзя в пустыне жить, где людей нет. В большой город ехать надо.

— Я тебя, Надежда Сергеевна, сейчас кушать не буду, — сказал Имомали. — Я вас только от большого голода кушаю. Мне деньги надо. Работа надо. Документы надо. Имомали — честный дэв. Анкету писать будем.

Надежда Сергеевна хотела что-то сказать, но изолента рот закрывала, нос закрывала, обнимала туго, как змея. Лицо посинело, пальцы посинели, уши — и те посинели.

— Очень хорошо, — сказал Имомали.

Бумагу взял, спичку заострил.

— Теперь, синяя женщина, давай синие чернила!

И уколол Надежду Сергеевну в глаз.

Игорю Владимировичу Москва понравилась. Со времен его последнего визита сюда она стала выше, светлее, просторнее, а, главное — чище. Широкие тротуары, ровно и гладко, будто по скатерти выложенные серой и розовой плиткой, смотрелись очень аккуратно — ни булыжных бугров, ни, тем более, ям, наполненных жидкой непролазной грязью, все сделано с любовью и размахом. А какие экипажи проносились мимо! Глянцево сверкающие, пахнущие терпким дымком, а не мочой и навозом, как встарь. Сразу было видно, что люди здесь живут богато, денег на хлебных корках не экономят. С такими людьми и работать приятно.

Одно плохо — до неузнаваемости изменившиеся улицы пролегли нынче совсем не так и не там, где были раньше. Игорь Владимирович читал знакомые названия — Полянка, Якиманка, но никак не мог сообразить, где ему следует повернуть в нужный, Старомонетный переулок. Один раз даже едва не попал под самодвижущийся механизм, переходя широкую, в добрую площадь, дорогу.

На другой стороне к нему подошел городовой в кургузом темно-синем мундире и широкой инфантерской фуражке с орлом.

— Жить надоело, папаша? — лениво спросил он.

— Извини, братец, — улыбнулся Игорь Владимирович. — Залюбовался красотами...

— Любоваться на Евровидении будем, — строго сказал городовой. Скажите спасибо, что отделаетесь штрафом. В Склифе с вас дороже возьмут.

Такое бесцеремонное обращение несколько покоробило Игоря Владимировича.

— Ты, любезный, фабричных штрафуй! — с достоинством произнес он. — А я дворянин!

Городовой вздохнул.

— Кто ж вас, дворян, в город без санитаров выпускает? Документы есть?

Игорь Владимирович с удовольствием показал бы городовому именную грамоту Якова Брюса, чтобы только посмотреть, как вытянется бритая физиономия и согнется подобострастно спина доблестного стража, но до встречи, назначенной в Старомонетном, оставалось совсем мало времени. Поэтому он просто приказал городовому пойти и утопиться в канале против гигантской бронзовой статуи, а сам деловито зашагал дальше. И только порядочно уже отойдя, вдруг спохватился: дорогу-то не спросил! Эх, простота!

Тут, на его счастье, из арки большого серого дома вышла барышня в тесных и смешных полотняных штанах, без юбки. Но к особенностям нынешней московской моды Игорь Владимирович уже привык, откровенно говоря, она даже нравилась искушенному эротоману, а потому он лишь сдержанно хрюкнул в рукав и поспешил нагнать барышню.

— Тысяча извинений, сударыня! — произнес он с наивозможнейшей любезностью. — не соблаговолите ли указать незадачливому чужестранцу дорогу в Старомонетный переулок?