Настойчивый

В день похорон светило яркое солнце, и теплый летний дождь будто оплакивал ее, оставляя свои крошечные слезы на наших черных костюмах. Люди подходили со словами поддержки, а мы мало чего могли понять из-за горя, которое нас постигло. Я помню лица, они все сменялись, хорошие слова те, которые говорят о действительно хорошем человеке – звучали от каждого. Мы плакали, даже если это выглядело, как слабость, но никто из нас так не считал. Родители научили нас тому, что мужчина может плакать, когда ему действительно тяжело, когда он чувствует потерю, и это не плохо. Мы не скрывали своих чувств, не прятались за масками непробиваемости. С нами больше не было главной наставницы, любимой женщины, дорогой мамочки, которая была самой первой, кого мы увидели, когда родились на этот свет.

День спустя высохли слезы, сердце больше не сжималось, болезненно заставляя морщиться, пришла пустота, оцепенение. Как после взрыва бомбы, когда осядет пыль и пепел – все замолкает. Ты не обращаешь внимания на пение птиц, стрекотание насекомых, не видишь больше людей. Все слова теряются, и хочется просто помолчать. Никто из нас троих так и не поел. Мы просто сидели за маминым столом, смотрели в одну точку. Я думал о том, что, если кто-то из них сейчас заведет разговор, хорошим это не закончится.

Запах пищи заполнил кухню, что-то уже начало портиться, но мы не двигались с места. Тугой черный галстук на моей шее начал сдавливать, я потянул за ослабленный узел и стянул его. Пиджак помялся, а рубашка превращена в скомканную тряпку. Постепенно я начинал обрастать шипами, смотря на моего младшего брата. Сколько он морочил нам голову и как обвел вокруг пальца. Хантер не поднимал глаза, наверняка думал о том же.

Мы не были теми братьями, что полтора года назад, или даже два. Сейчас мы походили на чужаков, сидящих в доме любимого человека, которого не стало. Все было чужим, ушла та ясность, даже уютное помещение не представляло собой никакой ценности.

– Я хочу уехать отсюда. – Чейз, избавляется от пиджака и расстегивает пуговицы светлой рубашки. – Не могу находиться здесь без нее.

Я сжимаю челюсть, едва сдерживая себя, чтобы не вмазать ему, дабы не усугубить положение.

– Ты сможешь это сделать, если только Терренс останется в доме. Ты никуда не собираешься? – Мы не смотрим друг другу в глаза, все и без того слишком сложно.

– Я был привязан к нему, взяв на себя ответственность за него и… – Мне становится мало воздуха, и я запинаюсь.

– В курсе. Учитывая, что мы с Уиллоу ближайшие три года останемся на учебе, дом нельзя оставлять. – Хантер начинает противно бить металлической вилкой по столу, нажимая указательным пальцем на ее зубцы.

– То есть в очередной раз ты в зоне комфорта, очень зрело, Хант, – не без злости отвечаю ему, выхватывая злосчастную вилку. – Какие пожелания у тебя, Чейз? Может у тебя еще есть какая-то пакость за пазухой, ты кинешь ей нам в лицо?

Чейз уже не выглядит несчастным калекой, вместе с чудесным исцелением, происходящим в рамках этих стен, к нему вернулся дерзкий взгляд и наглое выражение лица.

– А у тебя никогда не было дермица за спиной? Напомнить? – Он выхватывает из моих рук вилку и швыряет ее на пол, та издает звенящий звук и теряется где-то под шкафами кухонного гарнитура. Все трое мы резко поднимаемся, при этом шумно отодвигаем стулья.

– Сели, – громогласно говорит Хантер, мое лицо практически соприкасается с лицом младшего брата, у меня дикое желание перетереть ему хорошенько в ухо. – Я сказал, сели. Если бы мама сейчас увидела вас двоих, подзатыльниками вы бы не отделались.

Я оборачиваюсь на Хантера и вижу жесткий блеск в его глазах, он тоже не в себе, но держится ради нас. Смотрю в глаза Чейзу и сажусь на стул, возвращаясь к исходной позе. Чейз выходит из-за стола и начинает маячить, передвигаясь по кухне. Хантер снова опускает голову и наблюдает за своими пальцами, будто заматывает невидимый клубок шерсти на них.

– Я был не прав. Вы можете делать все, что угодно, но оба должны согласиться, что моя ложь спасла нас от бедности, – я усмехаюсь и стискиваю челюсти.

– Ты подставил под удар семью, Чейз, – голос Хантера может показаться спокойным, но это лишь видимость. – Тебе надо было задуматься, что, если узнали бы об обмане? Как ты собирался пройти комиссию?

Чейз отворачивается, Хантер прав, и он это знает. У нас не настолько большая разница в возрасте, и пусть он младший, ничего не сойдет ему с рук.