Настольная книга сталиниста

Более того, решающим для Ежова при оценке результатов следствия должен был бы стать вопрос: зачем «разветвленной контрреволюционной организации» поручать убийство Сталина двум женщинам, не умевшим пользоваться оружием, даже не представлявшим, как конкретно они будут осуществлять задуманное преступление. И это при том, что среди арестованных «заговорщиков» находились и высшие чины комендатуры Кремля. Люди, прошедшие Гражданскую войну и потому отменно владевшие оружием. Руководившие обеспечением безопасности членов узкого руководства, в том числе и Сталина, а потому знающие все слабые места системы охраны в Кремле, чем и должны были бы воспользоваться прежде всего. Но Ежов не придал значения такому важному обстоятельству. Просто проигнорировал его, бездумно восприняв версию НКВД.

Нельзя исключить и иной интерпретации происходившего. Столь же возможно, что Ежова поставили в известность об изменившихся после 3 марта правилах игры. Уведомили (кто именно — Сталин, Ворошилов, кто-то иной?) о том, что армейских не следует затрагивать. Как бы забыть о них. Даже о тех четырнадцати, кто был арестован. Поэтому-то Ежов мог и не придать вполне сознательно значения еще одному вопиющему факту. Тому, что из 170 протоколов допросов и 8 — очных ставок, поступивших к нему из НКВД за февраль и март, только один (!) отражал показания сотрудника комендатуры Кремля, Синелобова. Да ещё такой, какой не содержал ни намека на «полезные» для следствия сведения. На все многочисленные вопросы, призванные в любой форме подтвердить лишь одно — передачу им данных о системе охраны Кремля сестре — библиотекарю правительственной библиотеки, он отвечал на редкость однозначно: «не помню», «не знаю», «не было», «отрицаю».

Мог Ежов и вполне сознательно не придать значения столь странной, однобокой, выборочной информации о ходе следствия. И всего лишь как председатель КПК, «забыв» о существовании «кремлевского дела», в первых числах апреля подписать протокол о вынесении Петерсону строгого выговора. «За отсутствие большевистского руководства подчиненной комендатурой, слабую политико-воспитательную работу среди сотрудников и неудовлетворительный подбор кадров». Протокол, в котором одно слово «неудовлетворительный» фактически перечеркивало вскрытый следователями НКВД «заговор с целью убийства Сталина».

Петерсона явно выводили из-под удара. И в прямом, и в переносном смысле. 9 апреля Политбюро утвердило решение, основанное на протоколе КПК. Петерсона освободили от обязанностей коменданта Кремля, [105]а вскоре перевели в столицу Советской Украины, к Якиру, в качестве помощника (заместителя) командующего Киевским военным округом по материальному снабжению. Тем самым он на два года был исключен из числа причастных к «кремлевскому делу».

Сразу же после появления «Сообщения ЦК» прежний вариант структуры «контрреволюционной организации» СПО вновь скорректировал. Ввёл в неё ещё одну группу, более соответствовавшую предопределённой и уже объявленной цели «заговорщиков», для чего воспользовался готовностью Мухановой признать, подтвердить все, что требовалось. 28 марта во время очередного допроса Муханова рассказала, как переехала в 1922 г. в Москву из Самары и поселилась на квартире у знакомого отца, некоего Г.Б. Синани-Скалова, во время Гражданской войны офицера Колчака, потом якобы поддерживавшего отношения с бывшими сослуживцами. Все они, по словам Мухановой, входили в подпольную белогвардейскую организацию, в которую вовлекли и ее, молодую и неопытную девушку. Ни Му-ханову, ни следователей не смутили важные детали биографии Синани. И то, что он несколько лет выполнял ответственное задание советской власти в Монголии и Китае. И то, что после возвращения на родину стал работать в исполкоме Коминтерна.

«Белогвардейская группа» оказалась последним достижением следствия. Допросы, продолжавшиеся весь апрель, не принесли ничего нового. Лишь позволили «подтвердить» очередными показаниями уже имевшиеся «признания», ставшие единственным доказательством существования «контрреволюционной организации» и ее преступных замыслов. И потому 2 мая Ягода направил Сталину докладную записку: «Следствие по Каменеву Л. Б., Розенфельд Н. А., Мухановой Е. и др. в подготовке террористических актов над членами Политбюро ЦК ВКП(б) в Кремле заканчивается. Установлено, что существовали террористические группы — 1) в правительственной библиотеке Кремля, 2) в комендатуре Кремля, 3) группа военных работников-троцкистов, 4) группа троцкистской молодежи, 5) группа белогвардейцев. Считал бы необходимым заслушать дела этих групп на Военной коллегии Верховного суда без вызова обвиняемых и расстрелять организаторов террора и активных террористов… Всего 25 человек. Что касается Каменева, то следствием установлено, что Каменев Л.Б. являлся не только вдохновителем, но и организатором террора. Поэтому полагал бы дело о нем вновь заслушать на Военной коллегии Верховного суда. Дела на остальных 89 обвиняемых: рассмотреть часть на Военной коллегии Верховного суда, часть на Особом совещании». [106]