Настройщик

И вот он плывет над постелью и видит себя со стороны. Вода стекает по его коже, собирается в лужи, из пор вместо пота начинают выползать и кишеть муравьи. Он весь черен под их массой. Он снова возвращается в свою телесную оболочку и кричит, шлепая по муравьям, они падают на простыни и превращаются в крохотные огоньки. Он скидывает их, но их становится все больше, они ползут из его пор, как из муравейника, не быстро и не медленно, но неотвратимо, — наконец они покрывают все его тело. Он кричит и слышит шорох у постели — там появляются разные фигуры. Он думает, что узнал их, — это доктор и мисс Ма, и еще кто-то, стоящий позади них. В комнате темно и что-то отсвечивает красным, как огонь камина. Он видит их лица, но они плывут и тают, превращаясь в собачьи морды, которые смеются и тянут к нему свои лапы, но когда прикасаются, то оказываются холодными как лед. Эдгар кричит, пытаясь ударить по этим лапам-рукам. Один пес наклоняется к нему и прижимается мордой к его щеке, от его дыхания веет жаром и пахнет мышами, светящиеся глаза прозрачны как стекло, и в них Эдгар видит женщину, она сидит на берегу реки, наблюдая за парой влюбленных, и он тоже видит их: коричневые руки обнимают широкую белую спину, бледную, заляпанную песком, их лица прижаты друг к другу и они тяжело дышат. На песке оставлена лодка, Эдгар садится в нее и плывет прочь. Он пытается подняться, но уже лежит в объятиях смуглых рук и чувствует сонливость, жар. Морда наклоняется к нему, прикасаясь к губам, шершавый язык проникает к нему в рот. Он пытается подняться, но другие окружают его, так что не вырваться, и он падает навзничь, обессиленный.

Эдгар проснулся спустя много часов. На лбу лежало холодное, влажное полотенце. У постели сидела Кхин Мио. В одной руке у нее было полотенце, которое она прижимала к его лбу. Эдгар взял другую руку в свои. Она не двигалась.

— Кхин Мио... — проговорил он.

— Тихо, мистер Дрейк, спите.

16

До рассвета его продолжало лихорадить. Это было уже третье утро, как он заболел. Эдгар проснулся — рядом никого не было. На полу у постели стояла пустая миска из-под воды, на краю миски лежало два полотенца.

Голова болела. Прошедшая ночь казалась лихорадочным бредом, он пытался вспомнить, что же было на самом деле. В памяти появились какие-то образы, но они были странными и неприятно волновали. Эдгар повернулся на бок. Простыни были влажными и холодными. Он снова заснул.

Эдгар проснулся, когда его окликнули по имени, — это был мужской голос. Он повернулся. Рядом с ним сидел доктор Кэррол.

— Мистер Дрейк, сегодня вы выглядите получше.

— Да, мне тоже так кажется. Мне гораздо лучше.

— Что ж, я рад. Последняя ночь была ужасной. Даже я начал волноваться... а я видел бессчетное количество больных малярией.

— Я ничего не помню. Помню только, что видел вас и Кхин Мио, и мисс Ма.

— Кхин Мио здесь не было. Вероятно, это было в бреду.

Эдгар поднял глаза. Доктор внимательно разглядывал его, с лицом строгим и невыразительным.

— Да, скорее всего, бред, — сказал Эдгар, повернулся и снова заснул.

В последующие дни лихорадка возвращалась еще несколько раз, но приступы были уже не такими сильными и страшные видения больше не мучили Эдгара. Мисс Ма покинула пост у его постели, чтобы заниматься пациентами в больнице, но время от времени заходила проведать его. Она приносила ему фрукты, рис и суп, который пахнул имбирем и от которого он потел и дрожал, когда она обмахивала его веером. Однажды она пришла с ножницами, чтобы подстричь его. Доктор пояснил, будто шаны верят, что это помогает победить болезнь.

Эдгар начал понемногу вставать. Он сильно похудел, одежда стала висеть на его долговязой фигуре еще свободнее, чем это было обычно. По большей части он теперь отдыхал на террасе, глядя на реку. Доктор пригласил музыканта сыграть для него на шанской флейте, Эдгар сидел в постели под москитной сеткой и слушал музыку.

Однажды ночью, когда он пребывал в одиночестве, ему послышались звуки фортепиано, которые летели над лагерем. Ему показалось вначале, что это Шопен, но мелодия изменилась, ускользая. Это была какая-то печальная песнь, какой он никогда раньше не слышал.

К нему вернулся румянец, он снова завтракал и обедал с доктором. Доктор расспрашивал его о Кэтрин, и Эдгар рассказал ему, как они познакомились. Но чаще он слушал. Это были истории о войне, об обычаях шанов, о монахах с волшебными способностями, о людях, которые плавают в лодках, гребя вместо весел собственными ногами. Кэррол сказал ему, что отослал описание нового цветка в Линнеевское общество и что начал переводить на шанский «Одиссею» Гомера:

— Это моя любимая книга, мистер Дрейк, она — одна из тех, которая имеет для меня очень личное значение.

Он переводил ее для шанского сказителя, который попросил его рассказать легенду — «из тех, что рассказывают по ночам у лагерных костров».

— Я добрался до песни Демодока. Не знаю, помните ли вы ее. Он поет о разграблении Трои, и Одиссей, великий воин, плачет, «как плачут женщины».