Читаем Настройщик полностью

Эдгар вышел на дорогу, которая как будто вела обратно к форту. Вскоре он миновал маленькую часовенку, у нее кто-то разложил самые разнообразные приношения: цветы, камушки, амулеты, маленькие чашечки, содержимое которых давно испарилось, сушеные рисовые колобки, маленькие глиняные статуэтки. Сама часовенка напоминала по форме миниатюрный храм. Она была похожа на те, которые он видел на равнине. Их строят, как объяснил ему доктор, чтобы умилостивить духа, которого шаны зовут «Хозяин места». Эдгар, никогда не замечавший за собой склонности к суевериям, порылся в карманах в поисках чего-нибудь, но нашел лишь пулю. Он беспокойно огляделся вокруг. Рядом не было никого, кроме детей, и он попятился обратно к дороге.

Далеко впереди себя Эдгар увидел знакомую картину: шла женщина, прикрывающаяся солнечным зонтиком. Он видел этот образ множество раз на равнине, но пока ни разу — на плато: дорога, одинокая женщина под своим зонтиком, стоящее над головой солнце, платье дрожит в горячем воздухе. Ветра не было. Он остановился, глядя, как тонкое облачко пыли поднимается из-под ее ног. И тут он неожиданно осознал, что так не бывает: шанские женщины с их широкими шляпами и тюрбанами почти никогда не носили зонтиков.

Когда женщина приблизилась к нему шагов на сто, он узнал Кхин Мио. Она подошла не говоря ни слова. На ней была красивая красная тхамейн из шелка и отглаженная свободная белая блузка, трепетавшая при ходьбе. Лицо было раскрашено танакха, на нем были толстые четкие линии, волосы убраны назад и закреплены шпилькой из гладкого тикового дерева, покрытой тонкой резьбой. Несколько прядей выбились из прически и падали на лицо. Она откидывала их назад.

— Я ищу вас, — сказала она. — Повар сказал, что видел, как вы отправились в сторону деревни. Я хотела присоединиться к вам. Одна шанская девочка сказала, что начала цвести нвени, по-моему, вы называете ее «ипомея», и я подумала, что мы могли бы вместе сходить посмотреть. Вы хорошо себя чувствуете?

— Кажется, да. По-моему, я наконец поправился.

— Как хорошо, я волновалась за вас, — сказала она.

— Я тоже... У меня были такие... странные, страшные видения. Я считал, что видел вас.

Несколько секунд она молчала.

— Я не хотела оставлять вас одного. — Она коснулась его руки. — Пойдемте.

Они не спеша пошли по дороге, толпа ребятишек потащилась за ними. Кхин Мио остановилась и посмотрела на них.

— Вы хотите тащить за собой этот... как это называется?

— Эскорт?

— Это французское слово, да?

— Кажется, да. Я не знал, что вы говорите по-французски.

— Нет, не говорю. Я знаю лишь пару слов. Доктору Кэрролу нравится объяснять мне значения слов.

— Что ж, я бы с удовольствием научился, как сказать своему эскорту: «Идите по домам». Они очень милы, но я не привык к такому вниманию.

Кхин Мио повернулась и что-то сказала им. Мальчишки заверещали и, отбежав на несколько шагов, остановились там, продолжая глядеть на Эдгара. Кхин Мио и Эдгар пошли дальше. Дети остались стоять на своем месте.

— Что вы им сказали? — спросил Эдгар.

— Я сказала, что англичане едят шанских детей, — ответила она.

Эдгар улыбнулся.

— Да, такая пропаганда не будет на руку британским властям, — сказал он.

— О, совсем наоборот. Многие из самых почитаемых шанских духов едят детей. И им здесь поклонялись задолго до вашего появления.

Они свернули на тропинку, ведущую к небольшому холму. Проходя мимо дома, который, как сказала Кхин Мио, принадлежал старухе с дурным глазом, она предостерегла Эдгара, чтобы тот был осторожен. Даже об этом она говорила игриво и непринужденно, и ощущение легкой печали, оставшееся у Эдгара после их разговора у реки, постепенно исчезло. Наконец они вошли в небольшую рощицу и начали подниматься на холм. Деревья расступились и на земле появились цветы.

— Это их вы искали? — спросил Эдгар.

— Нет, тот луг на противоположном склоне. Идемте.

Они добрались до вершины холма, перед ними оказались заросли высокого кустарника, покрытого темно-красными и нежно-розовыми цветами.

— О, какая красота! — воскликнула Кхин Мио, весело сбегая по тропе, как девчонка. Эдгар с улыбкой медленно последовал за ней, но потом и он невольно побежал. Кхин Мио внезапно остановилась и обернулась, и уже открыла рот, чтобы сказать что-то, а Эдгар попытался остановиться, но инерция движения мешала ему, и он неловко подпрыгнул раз-другой, прежде чем встал прямо перед ней. Он едва переводил дух, лицо его раскраснелось.

Кхин Мио взглянула на него и вздернула бровь.

— Мне показалось или вы действительно скакали? — спросила она.

— Скакал?

— По-моему, я только что видела, как вы скачете.

— Нет, что вы. Я просто побежал слишком быстро и не мог остановиться.

Кхин Мио рассмеялась:

— А я все-таки думаю, что вы скакали! Мистер Дрейк... — Она улыбнулась. — Вот смотрите, теперь вы покраснели.

— Я не покраснел!

— Действительно покраснели. Вот и сейчас вы покраснели опять!

— Это от солнца. Вот что бывает с англичанами, когда они гуляют по солнцу.

— Мистер Дрейк, я думаю, даже кожа англичанина не загорела бы так быстро под шляпой.

— Значит, это от физических усилий. Я же не юноша.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза