— Сват, не знаю, что и сказать бедному человеку…
— Петр, хватит в сватья мне набиваться! Вы что, хотите разозлить меня этим дурацким родством?
— Ну да, господин старший, — окончательно запутался Шишманя.
— Матей, — вмешалась жена Шишмани, — мы пришли к тебе из-за его брата Христо. А он, ты видишь, язык проглотил, — показала она на мужа, поправила платок на голове и по привычке провела ладонью по продолговатому загорелому лицу.
— А почему вы ищете его у меня в доме, я его пасу, что ли? — все так же зло спросил ее Матейчо. Ему пришло в голову, что соседи, если увидят его с ними, могут подумать что угодно.
— Знаю, что не пасешь, — не осталась в долгу жена Шишмани, явно задетая поведением Матейчо, — но кто же, кроме тебя, поможет нам? Пусть он тебе скажет, — снова указала она на мужа, — что нашел на днях в своей торбе.
— Ну-ну… да говорите же, — нетерпеливо развел руками Матейчо, — изведете, пока от вас добьешься слова путного.
— Позавчера, значит, установилась хорошая погода, — начал Шишманя. — А у нас осталась незасеянной полоска. В полдень погнал я коров к Осыму на водопой. Когда вернулся, запряг их. Ну, думаю, надо браться за дело, потому как работы невпроворот. Часа через два почувствовал, что проголодался…
— Давай по существу, — прервал его Матейчо. Слова «по существу» очень нравились ему. Он их услышал, когда был на допросе у военного следователя, и теперь с удовольствием вставил в разговор.
— Слушай, Матей, слушай внимательно, — обратила его внимание жена Шишмани.
— Я не глухой, слушаю, — скривился Матейчо.
— Так вот, лезу я в торбу, а хлеба, лука, соли и перца — нету. Ну, думаю, хорошо ж мне насолила какая-то двуногая собака.
— Ни дна ему ни покрышки, этому псу голодному! — запричитала его жена.
Матейчо строго глянул на нее:
— Погоди, говорить будешь, когда тебя спросят, не мешай!..
— Так вот, — продолжал Шишманя, — стало быть, думаю я: если это собака, то почему торбу не унесла? Заглянул в торбу, вижу, там что-то лежит…
— Что? — подался вперед Матейчо.
Шишманя достал грязный платок и начал медленно развязывать узел.
— А вот что нашел. — И он протянул клочок бумаги от пачки сигарет.
Матейчо взял записку и стал внимательно вглядываться в написанные на ней слова. Потом начал медленно читать:
— «Брат, я жив и здоров. Вечером, когда стемнеет, приходи на наше поле к Янкову вязу. Жду тебя. Принеси мне хлеба и сигарет. Если скажешь кому-нибудь обо мне, пеняй на себя. Твой брат Ристо».
— Та-ак, — испуганно оглянулся Матейчо. — И ты носил ему хлеб, да?
— Как бы не так! Подавится он нашим хлебом! — опять вместо Шишмани подала голос его жена.
— Нет, не носил, что правда, то правда…
— А почему ты только сейчас об этом сообщаешь? — Матейчо принял строгий и важный вид. — Ты что, не мог мне сразу сказать об этом, чтобы я сам ему отнес хлеб к Янкову вязу, а? Что, ума не хватило? Эх, нет предела глупости! Ты что же, забыл, о чем я тебя предупредил? Выходит, тебя можно призвать к ответу как соучастника.
— Господин старший, я думал и прикидывал так и эдак. Не хотелось греха на душу брать, ведь одна кровь-то. Верно, он грабил, опозорил нас…
— Опозорил, говоришь? А ты что же, не понял, что в такие времена, как нынешние, когда полным ходом идет революция, нет ни братьев, ни сестер? Да, это факт, ты допустил большой прокол. Кроме вас двоих, кто еще знает, что Ристо здесь? — посмотрел он на Шишманю и его жену.
— Никто, — ответила она.
— Вы только не крутите, говорите правду, иначе с вами дела иметь не буду.
— Оно, конечно, что так, то так, — смущенно подал голос Шишманя.
— Что-то мне не верится, — обратился Матейчо к его жене, — чтобы ты со своим языком да не проболталась.
— Ох, Матей, что ты говоришь! Да чтоб мне лопнуть, чтоб мне с места не сойти, если я подумала кому-нибудь сказать…
В это время Венка на цыпочках вошла в комнату. Матейчо бросил на нее свирепый взгляд:
— Говорим по служебному делу, ступай на кухню и не мельтеши перед глазами.
Венка все так же молча вышла из комнаты. Матейчо с высоты своего положения спросил:
— Ей сказали, зачем пожаловали?
— Ну так ведь она жена твоя, ты же не станешь от нее скрывать? — наивно проговорила жена Шишмани.
— Ц-ц-ц, — сердито зацокал языком Матейчо, — с сотнями умных людей за полчаса обо всем можно договориться, а с двумя дуралеями вроде вас и за десять лет не управишься. А еще лопочете тут, что никому не рассказывали. Это же государственное дело, а не что-нибудь!
Я отвечаю, с меня начальство отчета потребует. С врагами народной власти надо держать ухо востро. Иначе они живо расправятся с вами. Вас может спасти только одно, — он предупредительно поднял палец, — чтобы с сегодняшнего дня никому ни слова. Кто бы вас ни спрашивал, кто бы он ни был, пусть даже сам министр, молчите как рыбы. С этой минуты вы оба как бы служебные лица. Если упустим вашего разбойника, то и вы будете отвечать…
— Так ведь затем тебе и говорим, чтобы поймали его, — прервала его жена Шишмани.