Наступление

Но как только они расстались и Додев остался один перед своей палаткой, в его душе утвердилось глубокое убеждение, что ни бог, ни какие другие силы уже не в состоянии спасти их.

С востока с каждым часом все приближалась с тяжелым грохотом и подземным гулом огромная лавина войны.

Далекие и нестихающие пожары; обжигали мутный горизонт востока и севера. И этот тревожный свет с востока наполнял радостью сердца Марина, Ангела, Пени, Кутулы, Слановского и тысяч других солдат в полку, потому что они таили в своих сердцах надежду на то, что скоро увидят солдат Красной Армии.

Глава десятая

Известие о капитуляции Румынии нанесло тяжелый удар по надеждам на спасение даже самых отчаянных оптимистов.

Телефоны непрерывно звонили, но никто из начальства не давал точных указаний и распоряжений, потому что не было ясно, какие еще неожиданности принесут им следующие часы.

После бессонной ночи Цено Ангелов вошел рано утром в кабинет своего начальства. Тот только что переговорил по телефону с министерством. Предложил сигарету Ангелову и устало сказал:

— С румынами покончено.

— Теперь наш черед, — желчно просопел Ангелов.

— Сверху все еще идут указания, надо послать нарочного в Никопол.

— Зачем? — с досадой спросил Ангелов, глубоко убежденный, что никакие меры в этом безнадежном положении не могут спасти их.

— Надо следить, как будут уходить немцы и не предпримут ли русские попытку переправиться на болгарский берег. Хотя бы для нашей личной осведомленности эта мера имеет известное оправдание. Думаю, что необходимо послать человека посерьезнее. Что ты скажешь о Костове?

— Ничего не имею против, — развел своими короткими руками Ангелов, — но есть ли в этом смысл?

— Пусть едет, а там будет видно…

Они обменялись еще несколькими унылыми общими фразами и расстались с чувством, что давно все сказали друг другу и им не осталось ничего другого, как только подумать о своем собственном спасении…

Уже в сумерки Костов прибыл в заброшенный городок, расположенный на берегу Дуная. Мотоцикл остановился около районной управы. Постовой, улыбнувшись виновато и несколько фамильярно, отдал ему честь.

— Скажите что-нибудь новое, господин Костов, а то мы, хотя и в Болгарии, только берег Дуная и Румынию видим.

Костов вздохнул:

— Новостей теперь сколько хочешь. Где начальство?

— Только что было здесь. Может, уже в ресторане.

Костов заколебался, заходить ли в здание ресторана; но мотоциклист сразу же угадал его мысли и поехал через площадь.

Через десять минут начальство предстало перед Костовым и успокоило его, сказав, что до настоящего момента в городе и на берегу все тихо и спокойно. Костов выслушал с досадой. Страшно уставший, он попросил, чтобы ему приготовили постель и разбудили только в крайнем случае.

Канцелярия управы пропиталась запахом табака и застоявшейся пыли. Из-за комаров окон не открывали, поэтому в помещении было душно и противно, но Костову было не до придирок.

Он лег на спину, подложил руки под голову и даже не попытался уснуть, как ни томила его тяжелая усталость. Эта ночь как будто была предназначена для того, чтобы он дал себе точный и ясный отчет в том, что сделал для людей за свою жизнь. За десять лет через его руки прошли сотни и сотни мужчин и женщин. Он вспоминал имена самых сильных, самых упорных, кого он мучил до последних сил, а потом со злорадным удовольствием отправлял на виселицу.

Но если до вчерашнего дня у него еще оставалась единственная надежда на гитлеровцев, то завтра ему уже не на кого будет рассчитывать, потому что события развивались с головокружительной быстротой.

В такой кошмарной полудреме он дождался рассвета. Вышел на пристань. Поеживаясь от влажного пронизывающего ветра, он не спускал глаз с буксира, который тянул против течения несколько груженых барж. На румынской пристани в Турну-Мэгуреле виднелись сваленные как попало громадные ящики и тюки. Две длинные речные баржи застыли возле пристани, ясно и отчетливо доносились скрип грузового крана, окрики грузчиков, тревожные свистки какой-то машины. Над этой суетой, надо всем этим шумом где-то далеко на востоке слышался непрестанный глухой гул артиллерии.

Уже к вечеру со стороны Турну-Мэгуреле от берега отделилось около десяти лодок, полных солдат. За полчаса на берег высадилось несколько сот человек. Высокий русый немецкий офицер с синими холодными глазами и шрамом на подбородке построил солдат на площади перед пристанью. Отдал несколько коротких отрывистых команд, и солдаты разделились на две части. Одна половина направилась в восточную, а другая — в западную часть города.

До вечера лодки непрестанно перевозили солдат и офицеров. И когда с одной из последних лодок сошел полный немецкий полковник, подразделения, которые высадились первыми, уже окопались на высотах южнее города.

В маленьком затерянном городке, где еще совсем недавно скука была постоянным и неотделимым спутником людей, началась паника. Пустили слух, что немцы окапываются для боев с Красной Армией. Кое-кто собрал свои пожитки и приготовился бежать, но все еще не решался, потому что было непонятно, куда бежать.