Насты

Сейчас, поедая пиццу и запивая баварским пивом, мы бахвалились подвигами, Грекор вдруг хлопнул себя по лбу и вскрикнул:

– Да, вспомнил!.. Пушкин тоже наш!

– Еще бы, – ответил бодро Данил, а потом поинтересовался: – А с какого перепугу?

– Да память сработала, чем нам в школе темя долбили, – ответил Грекор. – Ну, где мальчики кровавые в глазах, помнишь?

– А-а, – сказал Зяма, – это про царевича Дмитрия, который упал на нож из-за эпилепсии? Евреи подтолкнули, как иначе?

Грекор отмахнулся.

– Пушкин не стал докапываться, кто виноват, а сразу заявил, что царевича власти зарезали!.. Это в нашем духе. Неважно, как и что, все равно власть виновата! В Кремле сидят одни убийцы! Детей режут, с мигалками ездиют!

– А еще он про попа и лысого написал, – напомнил Данил.

– Это он для народа попроще, – пояснил Грекор. – Простой народ видит все зло только в толстых попах и с пудовыми крестами на пузе. А если попы вдруг похудеют и перестанут на «Мерседесах» гонять по раздельной полосе, то народу по фигу будет, РПЦ или что-то другое.

– Пушкин гений, – сказал Валентин уважительно. – Задействовал все слои общества. Так и надо работать!.. И работал в верном направлении. Помните его разбойника Дубровского? И как они людей в доме живьем спалили?.. Классно, да?.. Тот, кто пытался или попытается отразить правдиво образы пиратов, Робин Гуда, Кармалюка или любых других бандитов – потерпит поражение, потому мудро Пушкин разбойника сделал благородным красавцем, а власти – чудовищами.

– А наоборот не мог?

– Нет, – сказал Валентин с непонятным торжеством, – в нас самих столько говна в каждом, что нравится сопереживать разбойникам, а не шерифам! Бандитам, а не полиции, мушкетерам, а не гвардейцам. Тот, кто попробует назвать пиратов и Робин Гуда ублюдками, достойными только виселицы, будет обращаться к уму, а когда мы жили по уму? У нас все на симпатиях, на сопереживании к себе подобным… И хотя мы сами не выполняем задания, как наемные убийцы, но с наслаждением смотрим про них фильмы, потому что в каждом из нас сидит это подлое желание просто убивать несогласных с нами, а не цацкаться. И мы их нередко убиваем… в мыслях.

Зяма пробормотал:

– Глубоко копаешь, фрейдист хренов…

– А разве, – сказал Валентин, – у нас не вызывают симпатию, на что и рассчитано, все эти бесчисленные эпизоды в кино, когда герой выскакивает на улицу, останавливает автомобиль, открывает дверцу и вышвыривает на проезжую часть хозяина машины и, прыгнув на сиденье, бросается либо в погоню за преступником, либо за своей девушкой, либо… впрочем, неважно. Мы не обращаем внимания на то, как он поступил с хозяином машины, хотя, конечно, не хотели бы оказаться на его месте. И точно не считали бы его правым. Но, когда это не мы, разве не считаем его правым?

– Это кино, – сказал Зяма.

– Разве? Чем дальше уходит общество к подконтрольности, тем сильнее сопротивление настовиков. Хотя часть из нас сумела приспособить под свой настизм даже высокие технологии: в крутейших баймах они всегда становятся на сторону Темных Сил и там в облике некромантов или прочей дряни самозабвенно колдуют, убивают, расчленяют, душат, отрываясь на компьютерных персонажах и наслаждаясь поистине безграничной свободой…

Зяма возразил:

– Да ладно тебе!.. То пацаны, а мы уже серьезные люди. Можно сказать, оппозиция власти, режиму, самому Кремлю.

– Вся оппозиция, – сказал Валентин с убеждением, – это те же насты, только рафинированные. С той разницей, что срут уже не под дверью соседа, а сразу правительству, власти, церкви, СМИ, ученым и вообще всему, что можно назвать «положительным».

Данил поморщился, покачал головой:

– А мне кажется, наш засланный казачок прав. У любого правительства в любой стране достаточно власти, чтобы вывести на улицу пулеметчиков и перебить очередную демонстрацию настов, под какими бы благородными лозунгами они ни вышли. Значит, не считает настами?

– Власть этого не делает, – согласился Валентин, – но вовсе не потому, что не считает настами или такая вся из себя гуманная. Просто в Кремле прекрасно понимают – настизм сидит в каждом! Если перебить настов на улице, завтра они сами станут ими, так как удержать все то говно, чем мы заполнены до ушей, удается лишь в случае, когда видишь других настов и потому сдерживаешь себя, не позволяет говну выплеснуться наружу.

Глава 3

Завтра обещанный оппозицией митинг, потому я впервые не стал засиживаться за компами допоздна, отоспался как следует, а утром явился в офис. К моему удивлению и радости, там уже Данил, Грекор и Люська, все трое сгрудились у подоконника и ржут, как молодые кони.

Раньше там у нас стоял кофейный автомат швейцарской фирмы «Юры», который постоянно нуждался в ремонте, но Люська купила последнюю модель с новейшей модификацией, с которой связана веселая история, где тоже проявилось наше международное срунство.