Настырный

Но, слава богу, телефон молчал. Гуммат облегченно вздохнул. По-настоящему-то во всех домах надо телефоны установить — вот тогда надежно. Между прочим, что тут особенного?! Сейчас, слава богу, пятьдесят шестой год. А телефоны, они еще до войны были…

Гуммату вдруг нестерпимо захотелось объяснить кому-нибудь, что такое телефон. Подвернись ему сейчас под руку эти весельчаки, он бы им растолковал, что к чему. Серые люди! Сразу видно, что фронта не нюхали. Дивятся — телефон провели! А чего стоит провести? Плевое дело — были бы столбы да проволока! Вот на фронте — это да! Хоть тут тебе чащоба лесная, хоть гора километр высотой, хоть болото: приказ — значит, тяни!

Длинный Джума как сегодня разорялся! «Продали бы, мол, мне те столбы, что на Гумматов телефон сгубили, двойную цену бы дал! Крышу перекрыть надо, а балок днем с огнем не сыщешь!..» Ну что о таком сказать? Ему лишь бы крыша не протекала, а до людей дела нет. И вразумлять его — ослу проповедь читать. Лучше отойти. Вот загорится его дом, сразу сообразит, зачем нужна пожарная команда и для чего Гуммату телефон. Вообще-то, не приведи бог, пусть лучше до смерти дураком ходит, лишь бы пожаров не было.

А еще толкуют, что, мол, покоя теперь Гуммату не будет с телефоном. Вроде сочувствуют. Интересное дело, душа у них, что ли, болит за него?.. Все может быть, ведь Солтан тоже считает, что не будет им добра от телефона. Она так расстроилась, даже в комнату ни разу не зашла, — смотреть на телефон не хочет. Гуммат выглянул в окно — жена мела улицу перед домом. Ну ясно: беснуется — вон сколько пыли! Так веником машет, что и на лицо смотреть не надо — все понятно. Ветра ни чуть-чуть, травиночка не шелохнется, а у нее из-под веника пыль столбом! Пыли Гуммат наглотался уже порядочно, но злобы против жены не чувствовал, вздохнул только с сожалением. «Ну вот чего она? Ей-богу, не понимаю! Ну пускай звонить будут, спать не дадут — не ее забота. А если и будет ночью какой приказ — дело есть дело, выбирать не станешь: это хочу, а это не по мне…»

Посидеть, поразмыслить Гуммату не дали соседки. Они шли гурьбой — впереди всех Гозель — прямо к его дому. Гуммат мрачно глянул на приближавшихся женщин, встал и вошел в комнату.

Гозель он терпеть не мог, на редкость противная баба. Зазнайка. На каждом шагу похваляется, что ее младший брат живет в Ашхабаде и работает в каком-то учреждении. А тут еще мужа ее председатель аробщиком поставил, раньше-то он в поле с кетменем работал. Вот баба нос и задрала. Говорят, приезжал к ним на днях родственник, расспросил, как положено, о житье-бытье, а потом говорит: «А что муж твой, как раньше, в колхозе работает?» — Нет, он больше не колхозник!» — «Служащим стал?» — «Да, он теперь на арбе ездит!»

Люди-то над ней посмеиваются, а Гуммату не до смеха. Не смешно это, потому что превозносить какого-то служащего, значит унижать односельчан. Подумаешь — служащий! Ничем он не лучше других. Просто он в городе нужен, а вот Гуммат здесь незаменим! Давно бы надо объяснить это глупой бабе!

Выскажи ей все Гуммат в лицо, сразу на душе полегчало бы… Одна беда: он не то что сказать, и взглянуть-то на нее побаивается…

А непрошеные гости были уже на веранде. Гозель стояла впереди всех, у двери, и с независимым видом ковыряла в носу, казавшемся особенно большим на худом маленьком лице. За ней виднелись несколько женщин с детишками на руках. Эти вроде бы даже смущались немножко: глаза опущены, рты прикрыты яшмаками. Дальше толпилась целая ватага ребятишек. Вытянув тонкие шеи, они нетерпеливо заглядывали в комнату, словно там сейчас должны были раздавать мозговые кости.

Гуммат потел в духоте, не зная, как поступить: выйти он опасался, а в комнате вроде бы и заняться нечем. Подошел к телефону, сдул с него пыль. Бросил взгляд на веранду, отвернулся. Никак он не мог решить: улыбаться ему или, наоборот, хмуриться. А Гозель уже протиснулась в комнату.

— Пришли взглянуть, что за телефон у тебя.

— Глядите, не жалко! Вон на стене висит!

Все вошли в комнату и молча уставились на телефон. Гуммат и сам не мог оторвать от него взгляда. Он прекрасно понимал, что это не просто железный ящик с проводами, это такая вещь, что очень даже может возвысить его в глазах соседей.

— А чего это? — кислым голосом спросила Гозель. — Всех начальников обошли, а тебе поставили?

— Попробуй не поставь, когда приказ вышел! Из района дано указание — первым установить телефоны в доме начальника пожарной команды.

Гозель хихикнула, худое лицо ее некрасиво сморщилось.

— А ты, оказывается, начальник! А мы и не знали! Хе-хе!.. — Она с усмешкой обернулась к женщинам. — Что ж, поздравляем!.. Только телефон-то ваш какой-то ненастоящий! Телефону на столе положено быть, не ковер — на стене болтаться.

— Много ты понимаешь!

— А то не понимаю? Будто я у Аман-джана телефонов этих не видела! Да у него целых два: один черный, другой белый!

— Ну, что ж, нам с Аманом не равняться! — насупившись, пробурчал Гуммат.

— Может, скажешь, что и председателю такой же повесили?

— Такой же. В точности.