Насущный хлеб сражений. Борьба за человеческие и природные ресурсы в ходе гражданской войны в США

В условиях нарастающего стресса некоторые мирные жители начинали вести себя все более безрассудно. В мае 1864 года высокий прилично одетый священник ворвался в самую гущу битвы при Йеллоу-Таверн, выкрикивая: «Где мой сын? Я хочу видеть моего сына». Так, под крики военных, которые приказывали ему уходить, он пересек все поле боя и, не получив ни единой царапины, скрылся в лесу. В других случаях скорбь полностью затмевала человеку рассудок. Во время похода на Атланту рядовой-южанин Сэм Уоткинс заметил белую женщину, которая металась от одной сосны к другой в поисках могилы своего мужа. Ей было известно только то, что его похоронили возле сосны, поэтому она кидалась и металась в разные стороны и выглядела «почти безумной». Иногда потрясение оказывалось слишком сильным. Когда отряды северян шли через долину Шенандоа, у двери одного из домов солдаты увидели белую девушку, смотревшую, как горят дворовые постройки, принадлежавшие ее семье. Девушка рвала волосы у себя на голове, повторяла ругательства, которые услышала от идущих мимо солдат, и хохотала, как сумасшедшая[384].

Многим казалось, что трещит по швам сам материальный мир. Ни та ни другая армия не могла справиться с пожарами, и пламя распространялось во все стороны со сверхъестественной быстротой. В мае 1864 года, когда янки подожгли у дамбы в Александрии, Луизиана, тысячи тюков хлопка, его горящие куски разнесло ветром по всему городу. Над охваченными огнем улицами всходило солнце, и город был залит каким-то потусторонним сиянием. Иногда солдаты находили исторические аналогии для тех сцен, которые разворачивались у них перед глазами. В октябре 1864 года капрал армии Севера Джордж Говард в изумлении смотрел в Виргинии на пылающие здания. Сквозь густой дым светило солнце, слышались крики женщин и детей, проклятия стариков. Это зрелище напомнило ему о том, как Наполеон приказал поджечь Москву. Мирные жители тоже боялись пожаров и их последствий. Когда на границе Теннесси и Виргинии янки подожгли склад боеприпасов, горящие обломки падали во двор Гарриет Э. Джонсон, жительницы Бристоля. Густой черный дым, страшнее которого она ничего не видела, напомнил ей о Страшном суде и конце света[385].

Чем больше погибало солдат, тем чаще в полях и лесах Юга находили человеческие тела, части тел и скелеты. В рассказах мирных жителей и солдат есть описания, которые нелегко читать даже сейчас. Смотреть на это, надо полагать, было еще тяжелее. К 1864 году те места, где велись сражения, были покрыты человеческими останками. Год спустя после битвы при Чикамоге из земли, особенно после дождя, все еще торчали скелеты. В 1864 году в Ризаке, Джорджия, из наскоро вырытых могил выступали человеческие кости. Солдатам случалось наблюдать ужасные картины. Когда во время осады Атланты произошел очередной взрыв, солдат-южанин Фил Стивенсон увидел повисшие на деревьях человеческие внутренности. Земля словно не могла принять в себя такое количество тел. Был случай, когда из огромной лужи грязи вдруг поднялось тело солдата-янки, причем сначала на поверхности показалась его нога. Изумленные сослуживцы сразу же вытащили его наружу[386]. Как ни странно, он был еще жив.

Как бы чудовищно ни выглядела человеческая нога, торчащая из лужи с грязью, гораздо чаще современники с ужасом описывали неглубокие могилы, в которых из-под земли проступала рука мертвеца. На протяжении всей войны это случалось наблюдать и мирным жителям, и солдатам. Возможно, они видели в этом желание умершего дотянуться до живых – и потому эта мрачная картина закрепилась в коллективной памяти. В любом случае, с ростом числа погибших люди все чаще сталкивались с таким проявлением смерти, и само повторение этого уже способствовало притуплению чувств. Сэмюэл Эгнью, священник в округе Типпа, Миссисипи, в июне 1864 года, гуляя по проселочной дороге недалеко от своего дома, наткнулся на могилу янки, из которой торчала окоченевшая рука (rigor mortis наступает через три-четыре часа после смерти). Вокруг дома Эгнью вовсю шли бои, и во дворе у него уже имелось несколько могил. Вдумчивый и серьезный человек, ответственно относившийся к своим обязанностям священника, на этот раз Эгнью не стал рассуждать о душе покойного. Он с отвращением описал почерневшую от разложения руку. Единственное, что его беспокоило, – чтобы от трупного запаха не заболели живые, и он даже не вспомнил о долге пастыря. К этому моменту он уже видел слишком много мертвецов[387].

Глава 7 1865 год и то, что было потом

Начало 1865 года