Насвистывая в темноте

Он увел мистера Питерсона за его «рамблер» и о чем-то стал тихо говорить. А мистер Питерсон выслушал, помотал головой, оглянулся на нас и сказал:

— Господь всемилостивый. Бедные дети.

Я не слыхала всего, что Расмуссен сказал мистеру Питерсону, но я точно слышала, хотя говорилось совсем тихо: «Я так сочувствую вашей утрате. Знаю, каково вам сейчас. Как Элис, держится?»

— Элис в порядке, старается держаться ради сестры, — ответил мистер Питерсон.

Расмуссен посмотрел на нас:

— Салли, мистер Питерсон отвезет вас к бабушке. Она разберется с носом Тру.

Они еще поговорили о чем-то тихими голосами, а напоследок Расмуссен сказал громко:

— Увидимся утром, Джек.

Мистер Питерсон двумя руками потряс ладонь Расмуссена:

— Спасибо тебе за все, Дэйв. Я так благодарен.

Расмуссен посмотрел на меня еще разок и уехал.

Глядя на задние огни патрульной машины, спешившей сквозь ночь, будто Грязный Крысеныш Эдвард Дж. Робинсон[18], я пообещала себе: когда докажу, что Расмуссен сначала убил Джуни Пяцковски, а потом Сару Хейнеманн, обязательно заставлю его встать на колени и просить прощения у мистера Питерсона — прямо перед тем, как его привяжут к электрическому стулу и запекут чернее, чем Неллова макаронная запеканка с тунцом.

Глава 22

По дороге к бабуле мы с Генри сидели на заднем сиденье «рамблера», где еще так по-особенному пахло новизной. Я не отпускала ладонь Генри, и та уже начинала потеть, но меня это ничуть не трогало. Вот так я и поняла, что влюбилась, ведь мне даже Тру не нравится держать за руку, если та липкая. Сестра, кстати, уже совсем пришла в себя. Нос у нее просто сделался чуточку побольше прежнего. Тру сидела на переднем сиденье, рядом с мистером Питерсоном, откинув голову на спинку. Ветерок, влетавший в окно машины, сушил пот, который струился на лоб из-под теплой шапки. Казалось, она засыпает.

— Салли? — тихо позвал мистер Питерсон.

Он смотрел на меня в зеркало заднего вида. Кожа у отца Генри тоже была бледной, так что я призадумалась, не у него ли Генри подцепил свою гомофелью. Мистер Питерсон носил темные очки в толстой оправе и в придачу был почти лысый. Лоб как у младенца, а подбородок каменный. Мне хотелось крикнуть Тру: «Питерсон?» И она, надеюсь, ответила бы: «Ирландцы».

— Да, мистер Питерсон?

— Офицер Расмуссен только что рассказал мне, что с Холлом случилась небольшая неприятность. Вам нужно будет переночевать сегодня у бабушки, а завтра Нелл с Эдди приедут и заберут вас.

Вот знала, что так получится. Холл испустил дух, спорим на что хотите.

Генри сжал мою ладонь чуть крепче, когда я открутила стекло в дверце, чтобы глотнуть чудесного теплого ночного воздуха. Глотнув, я спросила:

— А что случилось с Холлом?

Я смотрела на шею мистера Питерсона. Должно быть, он недавно подстригся, потому что вдоль воротника белого аптечного халата бежала мелкая красная сыпь. Мама как-то сказала папе, что от сыпи хорошо помогает вазелин.

Мистер Питерсон перевел глаза на дорогу.

— Холл влип в мелкие неприятности и сейчас сидит в камере.

— Он что, подрался с кем-то? — поинтересовалась Тру, которая, как выяснилось, вовсе не спала.

Мистер Питерсон ответил:

— Холл ударил мистера Джербака бутылкой по голове, и теперь мистер Джербак в больнице.

— И за это его посадили в тюрьму? — удивилась Тр у.

Дети то и дело мутузят друг дружку, но в тюрьму еще никто не попадал.

— Холлу собираются предъявить обвинение, — сказал мистер Питерсон, включил указатель поворота, и тот тихонько защелкал: тик, тик, тик.

Мы свернули на 59-ю улицу и миновали «Магазинчик на углу» Делэнси, и я тотчас вспомнила бедняжку Сару Хейнеманн, как она отправилась за молоком по просьбе матери, а может, и за стаканчиком шоколадного «Овалтина»[19], чтобы выпить на ночь, перед тем как ей подоткнут одеяло, а в итоге оказалась мертва. Кое-где на крылечках еще сидели люди в шортах и футболках, потягивали пиво из бутылок и слушали радио, которое играло им буги-вуги. Кто-то помахал мистеру Питерсону рукой, и тот махнул в ответ.

— А можно мне предъявить обвинение Жирняю Элу? — спросила Тру.

Мистер Питерсон покачал головой.

— Ты не беспокойся, этот сопляк Молинари больше тебя и пальцем не тронет. За этим проследит офицер Расмуссен.

Я еще по тому, как они разговаривали в аптеке, сообразила, что мистер Питерсон уважал Расмуссена. Мне так хотелось сказать ему, что это Расмуссен убил и снасильничал его племянницу Сару, — из-за сыпи у него на шее и из-за их семейной гомофельи. По-моему, он смог бы понять.

— Офицер Расмуссен… — начала я и замолчала.

Глаза мистера Питерсона уставились на меня из зеркала заднего вида:

— Что офицер Расмуссен?

— Он… Он…

— Да уж… прекрасный человек, верно? — сказал мистер Питерсон. — Дэйв здорово помог нашей семье в это трудное время.

Я так сильно сжала ладонь Генри, что он ойкнул.

— Хочу домой, — заявила я, едва машина встала перед бабулиным домом.

Мистер Питерсон развернулся к нам с Генри. У него были красивые золотые часы, и на бледной руке отчетливо выделялись волоски. Я еле сдержалась, чтобы не ткнуться головой в эту руку, так она была похожа на папину.