Наталья (московский роман)

Она забирает журнал — и выходит из моего дома в пол-одиннадцатого. Я провожаю ее.

— Сегодня будет бэмц, — говорит она.

— Что это значит?

— Он будет долго и нудно объяснять, кто я такая и как я веду себя. Не так.

— Я не хотел, Наталья, — произношу я.

— Что ты, Санечка, я счастлива… что я была у тебя. Мне абсолютно неинтересны эти гости и эти снобистские разговоры: — Ах, Ван Донген, ах, мебель из Рима.

— Из-за меня у тебя будут неприятности.

— Мне это безразлично. Просто не хочется, чтобы они болтали, что я плохая хозяйка. И негостеприимная.

— Ты самая гостеприимная.

— Это правда, Саня?

— Правда. Только меня почему-то никогда не пригласила…

Она грустнеет на мгновение, потом вскидывается:

— Поехали сейчас.

— Куда?

— Ко мне. Скажу, что мальчик с курса!

— А губы на морозе обветрила… когда с мальчиком гуляла.

— Да? — Она быстро достает зеркальце из сумочки, такое миниатюрное. — Ой, Саня, правда! А я и не заметила.

— До того ли было…

— Саня, Саня, — качает головой она.

Мы доходим до стоянки такси. Она пустая.

— Я не хочу ехать на такси, успею еще на них насмотреться. Проводи меня до метро, Саня.

Мы входим в метро, я бросаю пятаки, пропускаю ее и иду сам:

— Я провожу тебя до Фрунзенской.

— Спасибо, — она признательно смотрит на меня. Она всегда была благодарна. — О чем ты думаешь сейчас?

— Сейчас? Я целую тебя, — я целую ее. — Твои глаза, — я целую глаза. — Твою шею, — отодвигаю платок, целуя шею. — Твои руки, — я целую ее руки.

— Саня, ты ненормальный, — шепчет она, — весь вагон смотрит.

— Пусть смотрят. Я так долго этого ждал.

— Саня… — ее губы возле моего лица. — Санечка… — губы касаются моих. — Мне будет не хватать тебя.

— Когда? — тревожусь внутри я, почему будущее время?

— Сегодня ночью, — шепчет она.

— И мне…

«Станция „Фрунзенская“, следующая „Спорт…“».

Мы выходим на платформу.

— Я посажу тебя, — говорит Наталья.

— Постарайся не показывать свои губы.

— Я не буду, Саня.

— А то как-то неудобно получилось, я совсем забылся.

— Это хорошо, глупый, ты почаще забывайся.

Подумав, она говорит:

— Позвони мне завтра все-таки, как обычно.

Поезд закрывает двери, и я не вижу ее плывущего в волне моей памяти и уплывающего лица. Мне не нравится это «все-таки» и «позвони», какой-то осадок, но потом думаю, что ничего, меня не убудет, если я позвоню с утра.

Я делаю пересадку на кольцевой и еду обратно.

— Сколько времени? — спрашиваю я.

— Четверть двенадцатого, — говорит какая-то женщина.

Я ей искренне сочувствую. Как она будет объясняться?

Иду один по улице назад. Я почти счастлив, если бы еще она была со мной, ночью, и никогда не уезжала. Никогда.

Подушка и постель хранят запах ее несравненного тела и английских духов, которыми она душится. С этим запахом, в мечтах, я и засыпаю. Ночью мне снится она, что она гладит мой лоб и говорит: «Саня, я пришла».

Я просыпаюсь с чувством, что я все проспал. Я вскакиваю как ненормальный или, в лучшем случае, помешанный. (Как будто помешанный — это лучший случай ненормального.) И, натянув толстый свитер на голое тело, без рубашки, бегу к автомату. Двушки я нахожу на столе, оставленные ею с вечера. Это вечно проблема, она знает и предусмотрительно заботится об этом.

Номер, конечно, срывается, я набираю снова.

— Наталья?

— Да, Санечка.

— Почему у тебя такой голос, что случилось?

— Я еще сплю, читала до утра.

— Я тебя разбудил, значит…

— Это хорошо. Саня, мне надо ехать срочно в институт. Я вчера пришла домой, мне передали, что звонили из деканата, чтобы я немедленно пришла.

— И когда мы увидимся? — голос мой опускается.

— Сразу, как я освобожусь. Я сейчас собираюсь и еду, это займет не больше чем три часа.

— Я буду ждать тебя, — я опускаю трубку.

Наконец нахожу глазами столб с часами — половина двенадцатого.

Я возвращаюсь домой и иду умываться. Холодная вода всегда действует на меня неприятно. Я ставлю чайник и иду в комнату, ждать его закипания.

Какое сегодня число? Дни перемешанные, не обращаю внимания даже. Только и вижусь с ней все дни.

В институте вообще не был с черт-те когда. Ну, что сейчас март, я вроде знаю, и что он начался не меньше недели назад, тоже догадываюсь, а может, и две. Какой-то праздник должен быть в марте. А какой? Когда учиться не надо, но я и так не учусь. Календарь бы сейчас, где-то же у меня был. Вспомнил, в ежегоднике, где я иногда делал записи мыслей (они у меня иногда появлялись раньше). Я нахожу ежегодник в детской кроватке; вся одежда ее и моя бросается туда, когда… В общем… но как ежегодник попал туда?

Я открываю его, в нем календарь прошлого года. Тьфу ты! Стоило искать. Потом я вспоминаю, если прибавить один день в нынешнем году к дню прошлого года, то число будет одинаковое. Итак… а какой сегодня день? Четверг или пятница. А может, уже суббота. Нет, в субботу она б не приехала. Пятница, решаю я и смотрю в календаре четверги прошлого марта.