Наташа Кампуш. 3096 дней

Ничто не бывает только черным или белым. И никто не может быть только хорошим или плохим. Это относится и к Похитителю. Это слова, которые странно слышать от жертвы похищения. Потому что они нарушают равновесие устоявшихся понятий о добре и зле, которым охотно следуют люди, чтобы не потерять ориентацию в мире, полном теней. Когда я говорю об этом, я читаю на лицах оппонентов раздражение и неприятие. Участие в моей судьбе, носившее еще недавно доброжелательный характер, становится прохладным и перерастает во враждебность. Люди, не имеющие ни малейшего понятия о сути заточения, оспаривают мою способность разумного суждения о собственных переживаниях термином — Стокгольмский синдром.

«Под Стокгольмским синдромом подразумевается психологический феномен, при котором жертва захвата выстраивает позитивные эмоциональные отношения с ее похитителем. Это может привести к тому, что жертва начинает испытывать к преступнику симпатию и действовать с ним заодно» — так написано в энциклопедии. Категорический диагноз, который я решительно отвергаю. Неважно, какими сочувственными взглядами сопровождается это определение, вытряхнутое из рукава. Эффект жестокий. Оно заставляет жертву во второй раз стать жертвой, лишая ее власти над интерпретацией собственной истории и объясняя важнейшие события в ней проявлениями синдрома. Именно то поведение, которое способствует выживанию, оно подвергает сомнению.

Сближение с преступником — не болезнь. Создание для себя кокона нормальности в рамках преступления — не синдром. Наоборот. Эта стратегия выживания в безвыходной ситуации гораздо более разумна, чем банальная классификация, за которую цепляется общество, где преступник — кровожадная бестия, а жертва — беспомощный ягненок.

* * *

Для внешнего мира Вольфганг Приклопил был стеснительным, вежливым мужчиной, выглядевшим в своей опрятной одежде всегда немного моложе своего возраста. Он носил классические брюки и наглаженные рубашки или футболки-поло. Его волосы были всегда свежевымыты и аккуратно пострижены в немного устаревшем для наступающего нового столетия стиле. У тех немногих людей, с которыми он общался, он не вызывал никаких подозрений. Заглянуть за его фасад было непросто, так как он был стопроцентно защищен. Приклопил не столько интересовался соблюдением приличий в обществе, сколько был рабом фасада.

Он не просто любил порядок — для него это являлось жизненной необходимостью. Беспорядок, воображаемый хаос и грязь полностью выбивали его из колеи. Большую часть времени он тратил на то, чтобы педантично содержать в чистоте свои машины (кроме пикапа у него был красный BMW), свой дом и сад. Для него было недостаточно уборки, проведенной после приготовления еды. Готовая пища еще стояла на плите, а ее поверхность уже должна была быть тщательно протерта, каждая разделочная доска, каждый нож, использованные при готовке, вымыты.

Такое же значение, как порядок, для него имели правила. Приклопил мог надолго углубляться в руководства по эксплуатации и скрупулезно их придерживался. Если на упаковке полуфабриката стояло: «Разогревать четыре минуты», значит, ровно через четыре минуты еда доставалась из духовки — неважно, успела ли она достаточно разогреться. Видимо, то, что, скрупулезно соблюдая все правила, он не смог взять судьбу в свои руки, его сильно угнетало. Настолько сильно, что в один день он решился нарушить одно из основных правил и похитил меня. Несмотря на то что этот поступок превратил его в преступника, Приклопил и дальше неукоснительно придерживался своей почти религиозной веры в правила, руководства и структуры. Иногда, задумчиво глядя на меня, он говорил: «Как глупо, что к тебе не прилагается инструкция». Видимо, его сбивало с толку, что его новое приобретение — ребенок, не функционирует по предписанию, и бывали моменты, когда он не имел понятия, как привести этот механизм в действие.

В первое время моего заключения я предполагала, что Похититель — сирота, которого по преступной дорожке толкнула пойти нехватка домашнего тепла. Теперь, когда я узнала его лучше, я убедилась, что у меня сложилось ложное впечатление. У него было счастливое детство в классической семье. Отец, мать, ребенок. Его отец Карл работал представителем одной крупной алкогольной фирмы и часто уезжал в командировки, в которых, по всей видимости, часто изменял жене, о чем я узнала позже. Но фасад был в порядке. Родители остались вместе. Приклопил рассказывал о загородных поездках на Нойзидлерзее[33] по выходным, о совместно проведенных отпусках на лыжных курортах и пеших прогулках. Мать нежно заботилась о сыне. Возможно, слишком нежно.