Читаем Наташа Кампуш. 3096 дней полностью

Мы ехали как раз по Брюннерштрассе, когда движение замерло. Полицейский контроль. Машину и людей в униформе, машущих из нее, я увидела еще издалека. Приклопил резко втянул в себя воздух. Он ни на миллиметр не сдвинулся со своего места, но я заметила, как его руки вцепились в руль и как побелели суставы пальцев. Внешне он оставался абсолютно спокоен, когда припарковал машину у обочины и опустил стекло. «Пожалуйста, права и документы на машину!» Я осторожно подняла голову. Лицо полицейского выглядело неожиданно юным, его тон был твердым, но дружелюбным. Полицейский внимательно изучал лицо Приклопила, пока тот вытаскивал бумаги. Его взгляд только коротко скользнул по мне. В моем мозгу сформировалось слово, которое я видела в виде большого комикс-облачка, парящего в воздухе: ПОМОГИТЕ! Оно было таким явственным, что я не понимала, почему полицейский моментально не отреагировал. Но он равнодушно взял протянутые ему бумаги и просмотрел их.

Помогите! Вытащите меня отсюда! Вы контролируете преступника! Я моргала и вращала глазами, как будто подавая сигналы Морзе. Должно быть, со стороны я выглядела как припадочная. Но это было не что иное, как отчаянный сигнал SOS, посылаемый худым подростком, сидящим на переднем сиденье белого автофургона.

В моей голове проносились путаные мысли. Может быть, просто выпрыгнуть из машины и побежать? Я могла бы кинуться к полицейской машине, она же стояла прямо перед моими глазами. Но что сказать? Будут ли меня слушать? А если мне откажут? Приклопил схватит меня в охапку, красноречиво извинится за беспокойство и за то, что его помешанная племянница мешает их работе. А кроме того: попытка к бегству, это то табу, нарушить которое смерти подобно. Если я потерплю неудачу, то лучше не представлять, что меня ждет. Но все же, если получится? Я видела перед собой Приклопила, как он нажимает на педаль газа и машина срывается с места, визжа шинами. После этого его занесет и выбросит на встречную полосу. Скрипящие тормоза, раздробленное стекло, кровь, смерть. Приклопил неподвижно лежит на руле, вдалеке слышен вой сирен.

«Спасибо, все в порядке! Доброго пути!» — Полицейский коротко улыбнулся и протянул Приклопилу документы через окно. Он не имел понятия, что остановил машину, в которой почти восемь лет назад была похищена маленькая девочка. Он не имел понятия, что эта маленькая девочка почти восемь лет содержится в плену в подвале преступника. Он не знал, что был на волосок от того, чтобы раскрыть преступление и стать свидетелем автомобильного суицида. Достаточно было одного моего слова, одной мужественной фразы из машины. Вместо этого я сжалась на сиденье и закрыла глаза, в то время как Похититель тронулся с места. Ведь я потеряла самый большой шанс вырваться из этого кошмара. Только задним числом мне пришло на ум, что у меня вообще не возникла такая простая мысль — заговорить с полицейским. Настолько я была парализована страхом, что Приклопил расправится с тем, с кем я войду в контакт.

Я была рабыней, подневольной. Я стоила меньше, чем домашнее животное. У меня больше не было голоса.

* * *

Во время моего плена я всегда мечтала о том, чтобы зимой поехать кататься на лыжах. Синее небо, сияющий под солнцем снег, одевший ландшафт в девственный пушистый наряд. Хруст снега под ногами, мороз, окрашивающий багрянцем щеки. А после — горячее какао, как раньше, после катания на коньках.

Приклопил был хорошим лыжником. В последние годы моего заточения он часто совершал однодневные поездки в горы. В то время как я упаковывала его вещи и проверяла скрупулезно составленные списки, он уже был взволнован в предвкушении удовольствия. Воск для лыж. Перчатки. Плитка мюсли. Солнечный крем. Бальзам для губ. Шапка. Я каждый раз сгорала от тоски, когда он запирал меня в застенке и покидал дом, чтобы в горах скользить по снегу под ярким солнцем. Ничего более прекрасного я не могла себе представить.

Незадолго до моего восемнадцатилетия он все чаще заговаривал о том, чтобы как-нибудь взять меня с собой на такую лыжную прогулку. Для него это было важным шагом в направлении «нормальности». Возможно, таким образом он хотел выполнить мое желание. Но кроме этого, получить подтверждение тому, что одержал окончательную победу. Если я и в горах не сорвусь с поводка, значит, по его мнению, он все сделал правильно.

Приготовления заняли несколько дней. Похититель осматривал свои старые лыжные вещи и откладывал в сторону разные детали одежды, чтобы я их примеряла. Одна куртка подошла — пушистая штука из семидесятых годов. Не хватало лыжных штанов. «Я их тебе куплю, — пообещал Похититель. — Мы вместе поедем в магазин». Его голос звучал взволнованно, и в этот момент он выглядел счастливым.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное