Читаем Наташа Кампуш. 3096 дней полностью

В тот день, когда мы поехали в «Донауцентр»,[45] у меня упало давление. Я очень исхудала и, залезая в машину, еле держалась на ногах. Это было странное чувство — посетить торговый центр, по которому я раньше часто слонялась с родителями. Сейчас его от Реннбанвега отделяют только две станции метро, тогда это было несколько остановок на автобусе. Похоже, Похититель чувствовал себя очень, очень уверенно.

«Донауцентр» — типичный пригородный торговый центр. Магазины налеплены вплотную друг к другу на двух этажах, пахнет поп-корном и картошкой фри, музыка, хотя и достаточно громкая, не может перекрыть гомон многочисленных подростков, которые за неимением другого места встречи толпятся перед магазинами. Даже люди, привыкшие к таким столпотворениям, вскоре устают от этого и начинают тосковать по минуте тишины и глотке свежего воздуха. На меня шум, свет и толпы людей действовали как стена, как непроходимая чаща, в которой я не могла сориентироваться. Я напрягала память — не тот ли это магазин, где я с мамой?.. На короткий момент я увидела себя маленькой девочкой, выбирающей колготки. Но эта картинка была сразу поглощена картиной настоящего. Повсюду были люди: молодежь, взрослые с большими пестрыми пакетами, мамочки с колясками — сплошная суматоха. Похититель доставил меня в большой магазин одежды. Лабиринт, заполненный вешалками, прилавками с товарами и манекенами, демонстрирующими моду зимнего сезона с безразличными улыбками.

Брюки из отдела для взрослых мне не подошли. В то время как Приклопил протягивал мне в кабинку одни за другими, из большого зеркала на меня смотрело жалкое существо. Я была бледная как мел, белые волосы торчали на голове в разные стороны, и такая тощая, что с меня сваливался даже XS. Постоянное натягивание и стягивание одежды так меня измотало, что я категорически отказалась повторить процедуру в детском отделе. Чтобы подобрать подходящий размер, Похитителю пришлось прикладывать лыжные брюки к моему телу. Когда он наконец остался доволен, я еле держалась на ногах.

Я была чрезвычайно счастлива снова оказаться в машине. По дороге в Штрасхоф я думала, что моя голова вот-вот разорвется. После почти восьмилетней изоляции я была не в состоянии переработать такое количество впечатлений.

Но и остальные приготовления к поездке на лыжах притупили мою радость. Надо всем висела звенящая атмосфера напряженности. Похититель был беспокойным и раздраженным, укорял меня расходами, спровоцированными мной. По карте он заставил меня определить точное расстояние до лыжного курорта и рассчитать, какое количество бензина потребуется на дорогу. К тому же билеты на подъемник, плата за прокат, может, кое-что из еды — для его болезненной скупости это были огромные суммы, которые он выкидывает на ветер. И за что? За то, что я постоянно вожу его за нос и подрываю его доверие.

Когда его кулак грохнул по столешнице, я вздрогнула и выронила карандаш. «Ты пользуешься моей добротой! Без меня ты ничтожество, ничтожество!» Не обращать внимания, если он скажет: «Ты не можешь без него жить». Я подняла голову и прямо посмотрела ему в глаза. И была поражена, увидев на его искаженном лице тень страха. Эта поездка на лыжах была огромным риском. Риск, на который он шел уж никак не потому, чтобы исполнить мое заветное желание. Это представление было поставлено только для него самого, желающего воплотить свои фантазии в жизнь. Как он со своей «подругой» скользит вниз по склону, как поражает ее своим умением кататься на лыжах. Идеальный фасад, самолюбование, подпитанное моим унижением, подавлением и разрушением моего «я».

Мне не доставляло радости принимать участие в этом абсурдном спектакле. По пути в гараж я сообщила, что хочу остаться здесь. Я увидела, как темнеют его глаза, потом он взорвался: «Что ты придумываешь?» — зарычал он и поднял руку, в которой держал металлический прут, служащий запором для входа в мой застенок. Я поглубже набрала в грудь воздуха, закрыла глаза и попыталась уйти в себя. Прут со всей силы врезался в мое бедро. Кожа на нем моментально лопнула.

* * *

Когда на следующий день мы ехали по автобану, энергия из Похитителя била ключом. Я же ощущала только пустоту. В виде дисциплинарных мер он снова оставил меня голодной на ночь и отключил электричество. Нога горела. Но ведь сейчас со мной уже все в порядке, все хорошо, мы едем в горы. В моей голове, перебивая друг друга, гудели голоса:

«Надо как-нибудь добраться до плитки мюсли в лыжной куртке!»

«В его сумке тоже лежит что-то съестное!»

Между ними тихо вклинился тоненький голосок: «Ты должна бежать. На сей раз ты обязана это сделать».

Под Иббсом мы съехали с автобана. Перед нашими глазами из туманной дымки медленно выплывали горы. В Гестлинге мы остановились перед пунктом проката лыж. Этого Похититель боялся больше всего. Ведь ему придется зайти вместе со мной внутрь, где контакта с продавцами не избежать. Они будут спрашивать меня, подходит ли размер лыжных ботинок, а мне придется отвечать на их вопросы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное