Nathan Bedford Forrest

Реальность такова, что за всю свою жизнь расовые взгляды Натана Бедфорда Форреста, вероятно, развились больше и в большей степени в направлении либерального просвещения, чем у большинства других американцев за всю историю страны. Родившись небогатым, а затем став еще беднее в результате семейных финансовых несчастий, он провел лишенную средств к существованию позднюю юность и молодость, работая на арендованной ферме в районе, где хозяева рабовладельческих плантаций служили для него единственным примером богатства и достижений. Торговля рабами дала ему возможность лучше, чем многим другим, познакомиться с чернокожими - от совсем новых африканских импортеров до изысканных домашних слуг. Он знакомился с ними тысячами, а поскольку плантаторы, как правило, продавали самых проблемных рабов, ему пришлось достаточно хорошо изучить их черты, чтобы понять глубину их стремления к свободе и ошибочность преобладающего мнения о том, что они скорее животные, чем люди. Все имеющиеся свидетельства, такие как сделка по освобождению его рабочих, заключенная во время войны, и ранние приговоры Клана против неизбирательного причинения вреда чернокожим, указывают на то, что даже во время самых жестоких издевательств над ними он лично воспринимал их как людей, а не просто как "собственность" по законам времен антисемитизма и Конфедерации. Непревзойденный реалист, человек, который использовал любые материалы и условия, которые предоставлял ему мир, он принял Клан как оружие в жестокой борьбе за индивидуальное и секционное выживание и отбросил его вскоре после того, как увидел, что он вредит, а не помогает лучшим интересам Юга и нации.

Можно возразить, что эти действия были тесно связаны с его собственными экономическими интересами во времена железнодорожных перевозок, но этот аргумент труднее выдвинуть против его угрозы уничтожить убийц негров из Трентона в 1874 году и его столь же публичного заявления в 1875 году о том, что негры должны быть допущены к профессии юриста и к любой другой работе, на которую они способны. Даже Великий Эмансипатор, еще один южанин, родившийся в бревенчатой хижине, никогда не говорил такого, и Форрест должен был полностью осознавать значение его слов; он лучше Линкольна и большинства других людей своего времени знал, что, если дать им справедливый шанс, чернокожие способны пойти куда угодно. Он не позволял никаким личным или политическим предрассудкам удерживать его от отстаивания любых мер, которые он считал необходимыми для развития всего Юга, как белого, так и черного. Если бы большее число его коллег разделяли его видение и готовность принять социальную реальность постбеллумного периода на ее собственных условиях, Юг мог бы достичь своей нынешней интеграции свободных и равноправных чернокожих за столетие до того, как это произошло.

Однако и его поклонники, и его хулители поспешили похоронить вместе с его телом все воспоминания о его многочисленных отступлениях от доктринерского южного демократизма-консерватизма в постбеллумский период. Клеймя его освященное имя и принципы, от которых он отрекся, Клан вернулся к жизни через полвека или около того после своего первоначального распада, очевидно, вдохновленный фильмом. Рождение нации" Д. Фильм В. Гриффита 1915 года, канонизировавший первоначальный Клан как спасителя конституционализма в борьбе с извращениями Реконструкции, спровоцировал появление другой, более страшной, Невидимой империи. Члены толпы линчевателей из Атланты, называвшие себя Рыцарями Мэри Фаган, недавно повесившие еврея, которого они ошибочно считали убийцей молодой работницы фабрики, вместе с группой, возглавляемой бывшим священником Уильямом Дж. Симмонсом, поднялись на Каменную гору, где после наступления ночи, в виду центра Атланты, они зажгли первый из многочисленных огненных крестов Клана. Так возникли "Рыцари Ку-клукс-клана", которые развили фанатизм своих предшественников, проповедуя ненависть не только к черным, но и к евреям, католикам, новым волнам европейских иммигрантов, прибывающих в Соединенные Штаты, и, короче говоря, ко всем небелым, неанглосаксонским и непротестантским американцам. Распространяясь как лесной пожар, в 1920-х годах она достигла численности в 4 000 000 человек, и тогда ее насилие стало вызывать осуждение со стороны ответственного общества. Имя Форреста продолжало ассоциироваться с ней, и не только на почетной основе.