Натюрморт с яблоками

Вскоре город остался позади, они ехали в сторону реки, где Дмитрий с удочкой облазил всю округу. Миновали мост, перелесок, свернули на проселочную колею, встали среди зеленого поля клевера. Поле тянулось далеко вперед, круто опускалось вниз и там опять резко выныривало, образовав своеобразный хребет улегшегося какого-то дикого исполинского зверя. Зверь издавал глухие ухающие звуки и невидимой огромной лапой толкал гряда клубящихся черных туч. Застучали первые капли дождя. Эмилия раскрыла большой зонт, каким пользуются на этюдах художники, воткнула шест острием в землю, велела Диме придерживать, чтобы не свалил ветер. Потом она установила треножник с аппаратом, и в это время по-настоящему грохнуло прямо над их головами. А женщина продолжала возиться с инструментом, установила треножник, опустилась на колени, припала к глазку аппарата, высматривая необходимую композицию кадра. Вспыхнула молния, — будто тот же неугомонный зверь яростно встряхнул в небе ослепительную ветвь, которая в секунду сожгла собственные же листья. Полил дождь, а Эмилия все ползала на коленях по траве, щелкала затвором. Наконец она поднялась. Дмитрий выдернул зонт, и под его прикрытием они побежали к машине. Лило как из ведра. Эмилия открыла дверцу машины, сложила инструменты на заднее сиденье, а сложенный зонт бросила вниз на пол. Пока они забирались на свои места, то взмокли до нитки.

— Ужас! — воскликнула Эмилия. — Настоящий потоп!

Тонкая кофточка на ней прилипла к телу. Она стянула с себя кофту, выжала.

— Давай, снимай рубашку тоже! Выжимай! Я включу печку.

Он снял рубашку.

— И брюки снимай!

Пока парень раздумывал в нерешительности, женщина сняла юбку, выжала. Ли-Маров последовал ее примеру. От включенного мотора повеяло теплом. Дима смотрел на женщину. Она убрала рукой назад мокрые волосы, обернулась к нему, глаза ее лукаво засветились:

— Так ты целовался с девочками или нет? — спросила, и тут же поежилась, буркнула: — Как противно когда на тебе мокрый лифчик. — Подалась вперед, выгнулась в талии. — Ну-ка, отстегни, помоги мне… Так, смелей… Там петелька. Вот и хорошо. Ты должен уметь это делать.

Бретельки повисли, Эмилия сняла лифчик и, не отжимая его, повесила на ручку дверцы. Вновь посмотрела на Дмитрия.

— Ну ответь же…целовался?.. Хочешь поцеловать меня? — И она закрыла глаза. Ее круглые крепкие груди медленно поднимались в дыхании и опускались. Сердце молодого человека стучало так бешено и громко, что казалось, — его слышно далеко в поле громче грохота грома и падающего ливня. Он склонился и поцеловал женщину в губы, его ладонь опустилась на ее бедро, там, где тело охватывала полоска ткани. Она гладила его, чтобы он перестал дрожать, но безрезультатно — Дмитрий дрожал точно осиновый лист на ветру и зубы стучали, норовили укусить горячие ее губы, прижавшиеся к его рту. Потом она придвинулась ближе, переместилась на его сторону, откинула спинку сиденья… Он судорожно прильнул к ней всем телом и, прежде, чем Эмилия смогла что-либо сделать свободной рукою, у него все завершилось. От внезапно охватившего чувства стыда, он готов был провалиться сквозь землю. И в ту минуту он перестал дрожать. По лицу его катилась влага, то ли от мокрых волос, то ли это были слезы.

Тяжело переводя дыхание, она продолжала обнимать его, сказала тихо:

— Ничего, ничего… такое бывает. Все хорошо… Ты такой сильный, стройный. Я думала, что ты уже любил… Все будет хорошо. К тому же здесь так неудобно, тесно. Давай-ка, я сяду на свое место…

Ливень начал стихать, сплошная пелена воды на стекле сменилась на частую дробь и завиднелись легкие очертания окружающего пейзажа.

— Сделаем так, — решилась Эмилия, — сейчас поедем ко мне. Обсушимся. Не пойдешь ведь ты домой в таком виде. Верно?

Ли-Маров взглянул на нее потеряно и взволнованно.

— Не беспокойся, мужа у меня нет. Он, конечно был, он и сейчас есть, но он теперь муж другой женщины.

Они стали расправлять одежду.

— Как неприятно и липко, просто ужас! — выговорила женщина, натягивая сырую юбку. Лифчик она положила в бардачок. А кофту Дима помог ей надеть, при этом его руки нечаянно коснулись ее грудей, а в следующее мгновение вся его ладонь уже горела, отчаянно мечась по упругому холму. Глаза Эмилии удивленно вскинулись, губы раскрылись, но ничего не успели произнести, потому что их накрыли губы молодого мужчины. Он целовал ее осторожно и жадно. Но она высвободилась мягко из объятий, светло, почти по-детски рассмеялась:

— Так быстро оклимался?!

Они вернулись в город стремительно и здесь догнали грозу, которая недавно убежала от них. Конечно, они вновь промокли до нитки за то время, пока Дима открывал деревянные ворота, а женщина, бросив машину во дворе, добежала до крыльца веранды, чтобы ключом отпереть дверь.