Натюрморт с серебряной вазой

Гостье ничего не оставалось, как идти по этим бурым следам и гадать, что же она застанет в комнате. Через распахнутую дверь была видна двуспальная кровать с лежащим на ней телом хозяйки квартиры.

– Кому бы это еще быть? – прошептала гостья, приближаясь к кровати.

Молодая женщина лежала на боку, разбросав руки. Пшеничные волосы ее спутались и закрывали лицо. Она была одета в желтый шелковый пеньюар, который задрался, открывая взгляду гладкие точеные икры и красивые колени. Светлое покрывало в ногах пестрело кровавыми пятнами. На тонких, изящных ступнях женщины запеклась кровь. В комнате – а это по всем признакам была спальня – стоял крепкий запах французских духов и алкоголя. Рядом с телом валялась пустая бутылка из-под дорогого коньяка с остатками содержимого на дне.

– Ох-хо-хо! – вырвалось у гостьи.

Она тяжело вздохнула и наклонилась над телом. Запах алкоголя усилился. Женщина была жива, по крайней мере, она дышала, и цвет кожи у нее был нормальный.

Гостья обошла всю квартиру – комнату за комнатой, заглянула даже в кухню и большую ванную с итальянской плиткой и джакузи – но больше никого не нашла. Все уцелевшие зеркала были завешены траурным крепом, часы остановлены. На ореховом комоде стоял портрет мужчины лет тридцати пяти – тридцати восьми с черной лентой на уголке. Перед ним желтым восковым пятном распылалась церковная свеча.

Гостья постояла у портрета и вернулась в спальню. Потрогала хозяйку квартиры за плечо – но та и не думала просыпаться. Она только почмокала пухлыми розовыми губами и устроилась поудобнее.

Гостья попыталась ее растолкать. Бесполезно. Что было делать? Оставаться в квартире и ждать? Она вздохнула, поправила на спящей подол пеньюара и отправилась в гостиную. Если уж ждать, то здесь, в мягком кресле.

Она почти задремала, когда услышала тихие осторожные шаги…

* * *

– Вы… кто? – испуганно спросил молодой человек, пятясь к дверному проему в полной готовности дать стрекача.

– Не бойтесь меня, – улыбнулась незнакомка. – Я не вооружена и не опасна. Дверь в квартиру была открыта, и я вошла.

На него было страшно смотреть. Бледный, с перекошенным лицом, чумазый.

– От вас пахнет бензином, – сказала она, продолжая улыбаться. – Вы тяжело дышите. Где вы были? На пожаре?

– В-вы кто? – заикаясь, повторил он.

– Подруга Ирины.

– По… подруга? Что вы здесь делаете?

– Сижу, как видите. Жду, пока Ирина проснется. Она пьяна.

– Пьяна? – Молодой человек словно не понимал, о чем говорит незнакомка.

– Она выпила целую бутылку коньяка. Для женщины это приличная доза.

– Вы лжете! – нервно вскрикнул он и опрометью бросился в спальню. – Вы убили ее! Убили… Нет! Боже мой, нет! Она говорила… а я не верил…

Он судорожными движениями ощупал лежащую на кровати Ирину, убедился, что она жива, и вернулся в гостиную. Незнакомка снисходительно улыбалась.

– Ну что, я вас не обманула?

– Простите… – буркнул он, плюхаясь в кресло напротив. – Муж Ирины погиб, и она опасается за свою жизнь.

От его прикосновений на светлой обивке кресла оставались темные пятна. Молодой человек провел дрожащей рукой по лицу, размазывая грязь.

– Тогда ей стоит запирать дверь, – заявила дама. – Иначе кто угодно сможет войти и…

Она неопределенно повела в воздухе руками и опустила их на колени.

– Это я виноват, – признался молодой человек. – Мы немного повздорили. Я перебил зеркала… видели осколки?

Гостья кивнула. Еще бы не видеть. Вся прихожая усыпана битым стеклом.

– Откуда там кровь? – вскинулся он. – Вся кровать в крови, и ноги Ирины…

– …и молоток, – подхватила незнакомка.

– Это мой молоток. Я принес его, чтобы… чтобы… обороняться! Кроме меня, Ирину защитить некому! У нее даже охраны нет…

Как ни возбужден, как ни взволнован был молодой человек, ему в голову пришла ревнивая мысль, что Ирина нарочно отказывалась от охраны, чтобы беспрепятственно бегать на свидания к Раметову. Будь у нее личный телохранитель, тот бы доложил мужу о странных отлучках супруги. Вот почему Ирина столь яростно отстаивала свою свободу. Ради того, чтобы встречаться с этим ублюдком!

Эта мысль заставила молодого человека скрежетать зубами.

– Я был не в себе, – добавил он, продолжая оправдываться. – Ирина ужасно разозлила меня. У меня сдали нервы. Ненавижу зеркала! – вырвалось у него. – Я разбил ее отражение, понимаете? А она смеялась надо мной. Я начал крушить все ее лица! А она хохотала как сумасшедшая. Я бил и бил молотком, думал, что мне станет легче. Посыпались осколки и порезали мне руку… вот… – Он показал гостье подсохшую резаную рану на запястье.

– Молоток испачкан вашей кровью? – спросила она.

– Конечно, моей! Вы подумали… Нет! Боже упаси! Я Ирину и пальцем бы не тронул. Я люблю ее! Любил… Я бы хотел вырвать ее из своего сердца, как ядовитый шип. Но не смог! Я хотел покинуть ее навсегда… но вернулся. Я не могу без нее…

Он заплакал. Слезы потекли по его грязным щекам, но он стыдился вытирать их.

– Она довела меня до бешенства, – выдавил молодой человек. – Я бросил молоток и выбежал прочь из квартиры. А… почему у нее кровь на ногах?

– Вероятно, она наступила на битое стекло и порезалась.