Натюрморт с толстым племянником

Помпилий: Тетушка Ванда… (пауза) …Лили…Когда вы будете смотреть эту кассету, я…Ужасно…(паyза). ОК, не имеет значения! Итак, когда вы будет смотреть эту кассету, меня уже не будет в живых. Я не очень понимаю, зачем я это делаю, но я решил это сделать. Почувствовал, что все кончилось…Тетушка Ванда, прошу тебя, не начинай причитать раньше времени, послушай сначала то, что я хочу сказать, и потом… Ну, или как хочешь….Мне жаль, что я делаю этот шаг….(пауза) Короче, что мне сказать? С меня хватит! Я не понимаю, зачем мне коптить дальше небо. Не вижу смысла. Я называю это «оглушительным поражением биологии». И я — наиболее подходящий пример этому. Закат человеческого вида, это я и есть… Объяснит ли мне кто-нибудь, ученый, священник, любой, кто хоть немного понимает в этом, куда направилось мое тело? О чем хочет сказать эта безумная гонка клеток к размножению, накоплению жиров, сахаров, липидов, тканей и прочей херни?

Кто может мне объяснить этот запой калориями? Что с этим дьяволом, убивающим меня, приумножая? Иногда я слышу, как мои клетки чавкают! Кто внедрил в мое тело монстра, который называется желудком и беспрерывно орет? Кому я приношу удовлетворение, только набирая по килограмму в неделю? Это творение Божье? Нет!

Пауза

Говно. Надо бы стереть это театральное начало и сказать вам несколько простых вещей. Вот таких: прощай, дорогая тетушка, сбереги теплое и живое воспоминание обо мне, устройте мне клевые похороны, прощай, Лили, Кабан-Барабан отчаливает в Вечность…

Смеется. Затем, после паузы

Кстати, по поводу Кабана-Барабана, тетушка Ванда, сейчас ты узнаешь секрет… И позволь Лили смеяться так, как ей нравится, ладно? Итак, когда тетушек-преступниц закрыли в тюряге за избиение моего одноклассника, меня определили к одной их приятельнице. Мадам Дойна. У мадам Дойна были два качества. Она делала адски вкусные пирожные и у нее была грудь, такая грудь! Гигантские сиськи! Я был без ума от этих холмов, которыми владела мадам Дойна. Я стал одержим желанием увидеть их голыми. Я начал шпионить за ней. Притворялся спящим, наблюдая сквозь ресницы: она как раз раздевалась. Она заметила мой интерес и кинулась в атаку. Она наклонялась сзади надо мной, когда я делала уроки, касаясь меня как бы по ошибке горячими колоколами. Когда ставила передо мной тарелку на кухне, — та же игра: наклонялась так низко, что на меня нападала икота…Однажды вечером мадам Дойна принимала ванну. И вдруг я слышу: Помпилицэ, детка, можно тебя о чем-то попросить? Я мигом оказался под дверью. Да, мадам! Не мог бы ты мне потереть спинку? Я, заикаясь, ответил: ну да, конечно. Но давай сделаем так: погасим свет, потому что я стесняюсь, и потрешь мне спинку в темноте, ладно? Эх! Я гашу свет, она открывает дверь и я вхожу в ванную, полную пара. Через миг я уже лихорадочно тер мочалкой. Так, мамочка, очень хорошо, давай еще, вот так… Я почти терял сознание. Я напрягал зрение, чтобы разглядеть хоть что-нибудь — полная темнота. Тогда я начал нащупывать руками. Ах, а что это ты делаешь, стонет мадам, перестань, грудь я помою и сама, потри мне еще спинку…

Минут через десять я выбрался из ванной скорее мертв, чем жив. Наверное, у меня подскочила температура…

Всю ночь мне снился один и тот же сон. Я отчаянно искал в темноте включатель. И когда я его наконец находил и включал свет — в ванне уже никого не было…(пауза)

Лили, ты смеешься? А тетушка Ванда в ужасе. (Прислушивается, словно пытаясь расслышать вопрос Ванды) Вам не рассказал, потому что и у меня, наконец, появился секрет. И какой секрет! (пауза)