Натюрморт с удилами

Добавлю еще, почему мое чувство к Рёйсдалу охладело. Это произошло как раз тогда, когда в его полотна вступил дух и все в них сделалось одухотворенным: каждый листик, каждая обломанная ветка, каждая капля воды. Природа в его полотнах разделяла с нами наши горести и страдания, неизбежный уход и смерть. Для меня же наипрекраснейшей является природа равнодушная — холодный мир по ту сторону жизни.

Ян ван Гойен. Дюны.

Три большие низинные реки, их притоки, тысячи речек и ручейков, огромный водосток, называемый Харлемским морем, создавали прекрасные условия для транспортных связей. Часто вдоль каналов строились мощеные дороги, обсаженные деревьями, — из Дельфта в Гаагу, из Лейдена в Амстердам — они вызывали всеобщее восхищение и гордость. Вильям Темпль, много лет бывший послом Англии в Гааге, утверждал, что шоссе, идущее из Швенингена в Гаагу (не более десятка километров), можно назвать «достойным римлян», что было некоторым преувеличением.

Ситуация изменялась в зависимости от времени года. Публичный дилижанс, появившийся в середине XVII века, четырехколесный, не имевший рессор, подвергал пассажиров невыносимой тряске, а вся экспедиция влекла за собой тучи пыли, покрывавшей все вокруг. Генеральные штаты^{20} обязали хозяев экипажей ввести стандартное расстояние между колесами, что было очень правильно, а заодно усилили и дорожную полицию, в особенности на лесистых участках. Разбойников, схваченных на месте преступления, карали тут же и без суда. Гюйгенс^{21}, государственный деятель, гуманист, поэт и впечатлительный человек, не любил терять время зря даже в путешествиях. Проезжая вдоль берегов Рейна, он насчитал на трассе длиной около двадцати километров внушительное количество виселиц числом пятьдесят, благодаря чему внес свой вклад в статистику раскрываемости преступлений.

Воз скрипит, трещит, с трудом взбирается на небольшой горбатый пригорок — освещение теперь медвяного цвета, — еще один поворот, и вот с левой стороны — группа берез, сильно наклоненных к воде канала, которая кажется тяжелой из-за коричневого цвета и тенистой зелени. Везде запах ила и гниющих древесных пней. Справа то, что при большой доле воображения можно назвать хозяйством: дом, от стен которого отваливается штукатурка, крыша — столетняя карта пронесшихся над нею бурь, высокая кирпичная труба наподобие башни, отражающей последнюю атаку. Что это за край? Чей клочок земли? Как зовут хозяина?

Отправляясь в путь вместе с моим любимым пейзажистом Яном ван Гойеном, я не был уверен, пойдем ли мы земным путем или дорогой воображения. Ван Гойен сотворил множество так называемых деревенских улочек; одну из них мы попытались описать. Схема этих композиций весьма проста, начиная снизу: узкий канал, песчаная разъезженная дорога, лачуга или нечто подобное, что когда-то было домом, а нынче превратилось в живописную руину, несколько рахитичных деревьев и геральдический символ убожества — коза.

Все это сопровождается многочисленными знаками вопроса. Откуда в зажиточной Голландии брались любители подобной тематики? Существовали ли где-нибудь в этой стране подобные бедные закоулки, — в чем меня вполне убедил мой проводник Ян ван Гойен магией своего искусства? Где находятся настоящая Троя и «Бесплодная земля» Элиота^{22}?

Дорога, ведущая через село; плывущий по реке паром; хата среди дюн; купы деревьев и стога сена; странники, ждущие парома для переправы, — вот типичные мотивы картин ван Гойена. Это картины без сюжета, со свободной композицией, хилые, со слабым пульсом, нервным рисунком, легко запоминающиеся, глаз усваивает их без сопротивления, и они долго остаются на его сетчатке. Когда я впервые увидел картину ван Гойена, у меня возникло ощущение, что я ждал именно этого художника, что он заполнил давно ощущавшуюся нишу в моем музее воображения, но в то же время этому сопутствовало иррациональное убеждение, что я хорошо его знаю и знал всегда. Откуда ван Гойен черпал мотивы своих полотен? Иногда это можно без труда установить, поглядев на изображенные на его картинах архитектурные фрагменты.

На большой картине, находящейся в венском Музее истории искусства, мы без труда узнаем церкви и башни Дордрехта над серым водным пространством, изрезанным регулярными, подобными орнаменту, волнами в форме полумесяца. Однако в прекрасной картине «Вид Лейдена» в мюнхенской Пинакотеке художник перенес церковь Святого Панкратия за город, поместил ее на полуострове, с двух сторон окружил рекой, и древняя художественная готика царит тут над группой рыбаков и пастухов с их коровами, пасущимися на другом берегу вымышленного пейзажа. Чаще всего топография его работ бывает неясной: где-то за дюной, над какой-то рекой, у какого-то поворота, однажды вечером… Рассказывают, что в мастерской у художника имелся лишь самый дешевый, какой только можно себе представить, элементарный реквизит: глина, кирпич, известь, обломки штукатурки, песок, солома… И из этих отторгнутых миром остатков он творил новые миры.