И самое последнее, что важно в этом контексте понять. Это система оперативного задействования. Представим себе, что мы все-таки создали ПРО. На контрольном пункте находится группа военных. И вдруг один из них сообщает: летит басурманская ракета. Надо срочно сбивать. Мы же не будем проводить коллоквиумы, дискутировать, вносить предложения. Вопрос секунд, в лучшем случае минут. Поэтому вопрос, кто нажмет на кнопку – самый принципиальный. А палец только один – мы же не можем так дружно пальцы свои куда-то засовывать! Кнопка будет одна. Палец будет один. И мы знаем, чей это будет палец. Тогда нас куда приглашают-то? Где мы даже палец свой не можем пристроить! Но, возвращаясь к возможной кооперации, могу сказать следующее. Если удастся разделить сектора ответственности в рамках ПРО, то можно договориться и об обмене информацией и технологиями. Такая кооперация по ПРО возможна. Но она, скорее всего, будет носить локальный характер, то есть использоваться для защиты каких-то объектов или миротворческих контингентов. ПРО ТВД это называется. А на самом деле, правильнее сказать, это объектовое ПРО.
– Сегодня моя задача – побудить НАТО сотрудничать с ОДКБ. Объективно говоря, это было бы всем полезно, и прежде всего НАТО – иметь регионального партнера. НАТО – это все-таки политико-военный альянс, ОДКБ – это чисто военный союз. Отношения ОДКБ – НАТО имеют предпосылки для того, чтобы состояться.
Но, откровенно говоря, они этого делать не будут. Мои американские коллеги, формально и неформально, по-разному объясняют причину своего нежелания. Они говорят: а зачем нам ОДКБ? Мы разделяем и властвуем. Мы с каждым отдельно договариваемся.
И они с удовольствием с нами договариваются по чуть-чуть. Это первое.
Второе, они испытывают амбиции, что вот мы такие крутые, большие – самый успешный военный союз в мире, а вы еще ничего серьезного пока из себя не представляете.
Почему американцы все время воюют? Потому что они хотят, чтобы их армия всегда была готова к выполнению любой операции. Невоюющая армия – это не армия. Это – двор подметать.
– Если они уже туда вошли, то надо требовать от них решения тех задач, которые были продекларированы. То есть они должны, уходя, оставить после себя достаточно стабильный режим, способный контролировать хоть что-то. Если они уйдут, разворошив осиное гнездо и оставив его нам, нас это не устраивает. То есть уход, но не любой ценой.
Должна быть ясная стратегия выхода. Вот мы, уходя из Афганистана, оставили там достаточно стабильный режим, который, несмотря на то, что мы их сами потом предали, я имею в виду Наджибуллу, три года продержался самостоятельно. Сколько продержится эта группа…
Если американцы покинут Афганистан, то мы в Афганистан не входим в любом случае.
Нас беспокоит не Афганистан, а то, что из него исходит. Представить себе, что афганские талибы колоннами, караванами пойдут захватывать Таджикистан… Я не верю, конечно. Потому что Талибан – это очень домашнее явление, внутреннее. Не пойдут они на какой-то там экспорт революции.
Другое дело, что любая война как магнит притягивает псов войны. Сейчас в Афганистане тысячи две-три таких боевиков, не афганцев – даже наши кавказцы там есть. Они, в случае замирения в Афганистане, будут искать себе новую работу.
Скорее всего, эти боевики пойдут в Центральную Азию, Таджикистан, Киргизию – здесь проблема для нас, здесь зона наших интересов, зона нашей ответственности, зона ответственности ОДКБ. По мере затухания военных действий в Афганистане эти боевики будут перебрасываться в Центральную Азию. Это большая проблема, к которой мы должны быть готовы.
Но в Афганистан мы своих солдат отправлять не будем. Это принципиальная позиция.