Нации и национализм

В таком мире человек, переходя с одного языка на другой, должен усвоить новый словарный запас, новые слова для обозначения знакомых ему предметов и ситуаций и кое-как выучить новую, в чисто лингвистическом смысле, грамматику. Но все это должно быть в пределах, необходимых для приспособления. Ему не потребуется новый стиль мышления. Уверенный, что достаточно по-новому назвать то, что давно и хорошо известно, он сможет, как турист, обойтись с помощью разговорника. Турист передвигается из одной области в другую, зная, что в любой из них человеческие потребности определяются необходимостью жилья, еды, питья, бензина, туристического бюро и кое-чего еще. Подобным образом в мире, где обретет силу теория конвергенции, простейшим способом обмена одной словесной валюты со стабильным, точным и надежным обменным курсом на другую будет лингвистическое приспособление внутри хорошо отлаженной международной системы понятий. Несомненно, в этом есть доля правды. В индустриальном обществе существует сложное разделение труда, а также международная и внутренняя взаимозависимость. Несмотря на усилия, предпринимаемые национальными государствами, во избежание излишней специализации и соответственно излишней взаимозависимости, значительных размеров достигает объем международной торговли, так же как сопутствующее ей слияние понятий и установлений. Огромнейшее значение имеет то обстоятельство, что чековые книжки и кредитные карточки действительны и за «железным занавесом». Значит, своей кредитной карточкой вы можете беспрепятственно пользоваться в странах, где вы не можете говорить то, что думаете. Доллар вполне законно используется в качестве валюты, во всяком случае внутри единой социальной системы. Безусловно, также существует международная, трансидеологическая молодежная культура.

В индустриальный век благополучно выживают только высокие культуры. Народные культуры и малые традиции сохраняют лишь искусственно, под покровительством обществ охраны языка и фольклора. Более того, среди всех высоких культур высокие культуры индустриальных обществ занимают особое место и имеют большее сходство друг с другом, чем аграрные высокие культуры. Их объединяет общая познавательная основа и осознанная необходимость глобальной экономики. Возможно, они переплетаются более тесно, чем старые высокие культуры, пропитанные определенными теологиями, своими частными идиосинкретическими системами знаний.

Доказано ли все это? Можно ли предположить, что по мере успешного завершения индустриализации межкультурные и межлингвистические различия сведутся к чисто фонетическим, когда варьируются только внешние, искусственные признаки сообщения, в то время как смысловое содержание и социальный контекст высказываний и действий станет всеобщим, не региональным? Если это произойдет, коммуникативная пропасть между различными «языками» может стать ничтожно малой, а соответствующая социальная пропасть — сдерживающее энтропию и тормозящее мобильность влияние различных лингвистических и культурных основ — соответственно может утратить свое значение. Никакое националистическое торможение не сможет тогда препятствовать дружественности культур и интернационализму.

Нечто подобное в какой-то мере уже действительно произошло в некоторых областях. Два в равной степени опытных, хорошо образованных представителя высших профессиональных слоев развитых индустриальных государств не ощущают большого напряжения и потребности приспосабливаться, посещая страны друг друга, независимо от того, насколько свободно, в грамматическом смысле, они владеют языками этих стран. Они охотно участвуют в многонациональном сотрудничестве. Они уже «говорят на одном языке», даже если и не говорят на языке друг друга. На таком уровне образуется нечто вроде международной биржи труда и взаимозаменяемости. Но сможет ли и станет ли распространяться подобное положение? Как ни странно, но именно интеллектуалы — основная движущая сила внутреннего национализма — в настоящее время в мире национальных государств с наибольшей легкостью, без предрассудков перемещаются между государствами, так же как это было в былые времена интернационального межгосударственного духовенства.

Если подобная свобода международного передвижения станет общей для всех, проблема национализма перестанет существовать или, во всяком случае, коммуникативные разрывы, вызванные культурными различиями, утратят свое значение и прекратят создавать националистическую напряженность. Национализм как вечная проблема, как дамоклов меч, занесенный над любой политикой, осмеливающейся не признавать националистические требования совпадения политических и культурных границ, будет уничтожен и перестанет быть постоянной и опасной угрозой. В этой воображаемой всеобщей целостности изначально однородной индустриальной культуры, разделяющейся лишь при помощи языков, имеющих фонетические и формальные, а не семантические различия, эпоха национализма останется в воспоминаниях.