Нация. Грехопадение. Том второй

Понимая настроение людей, Горбачёв призывает к радикальным мерам, к тому, от чего просто невозможно отказаться, – перестройке. И не просто к «перестройке», а к смене общественно-экономического строя страны. О таком резком повороте в жизни миллионов советских людей, не знающих, что такое рынок, что такое капитализм и с чем его едят, страшно было подумать, не говоря о чём-то другом.

«Перестройка, – преувеличивая свою значимость, говорил Горбачёв, – многозначное, чрезвычайно ёмкое слово. Но если из многих его возможных синонимов выбрать ключевой, ближе всего выражающий саму его суть, то можно сказать так: перестройка – это революция…»

Говоря эти слова, Горбачёв прекрасно понимал, что в ораторском искусстве «первое дело, и второе, и третье есть произнесение!». И это его «произнесение» было услышано народом.

«Ну что ж, говорили некоторые, – есть что послушать, да было бы чего покушать».

Слушая Горбачёва, мало кто понимал, что, приняв непонятный язык «друга», каждый незаметно для себя становился его пленником, поскольку в словах, которые произносил Горбачёв, люди находили не просто удовольствие, но и страсть, причём страсть что-то изменить быстро и немедленно, без присутствия каких-либо элементарных механизмов, словно Горбачёв был той самой «волшебной палочкой», одного взмаха которой было достаточно, чтобы всё изменить к лучшему, как если бы человек, к примеру, захотел вскопать огромный сад только одними желаниями и декларациями, не имея никаких орудий труда и не задавшись вопросом, зачем копать и подо что копать, под какую культуру, и всё ли нужно выкорчёвывать, чтобы в дальнейшем в нём всё росло и плодоносило, одним словом – чтобы было не поле, а сад. Но, кроме чарующих обещаний, никаких зрелых плодов быть не могло, поскольку завязь таких плодов – перестройка – не могла распуститься в первую очередь из-за стадного единомыслия, преувеличения самого факта, которое он использовал в своих интересах. У Горбачёва как у агронома (помимо юридического образования, он имел ещё диплом агронома) была другая миссия: «Начать»! Глядя на него, можно было без ошибки прочитать все его мысли, которые присутствовали в голове и которые сводились к одним и тем же вопросам: «Достаточно ли я вовлечён в мировую политику? Полностью ли я исполняю своё мировое, так сказать, предназначение?» И вообще: «Хорош ли я на посту Генерального секретаря?!» Своим таким поведением Горбачёв буквально насиловал общество, издевался над ним во имя своего личного превосходства. И это не было для него какими-то показушными откровениями или самодовольством, нет, просто он так жил, так думал, так дышал. Просто потому, что пришло время, когда ему представилось право сделать то, о чём он думал всю свою сознательную жизнь, о чём мечтал последние годы. Все эти думы и мечты были связаны с одним желанием: изменить страну, причём, до неузнаваемости, придав ей совершенно другой общественно-политический статус. Правда, какой «статус», он ещё не знал, да и неважно это было. Главным было другое: сделать исторический выбор, поскольку, как он говорил, «бурными обсуждениями и митингами, анализом ошибок прошлого теперь не обойтись, нужно практическое продвижение вперёд, тем более что люди требуют более решительных и энергичных действий, они не удовлетворены тем, как действуют советские, хозяйственные органы, общественные организации и многие партийные комитеты. Наступает именно тот момент, когда уже дальнейших указаний сверху ждать нечего, надо активно реализовывать принятые решения повсюду: в каждом коллективе, в каждом городе и селе».

В Горбачёве, как, впрочем, и во всех людях, жило два человека: один – хороший, честный, порядочный, стремящийся к великой цели, при помощи которой он хотел осчастливить человечество, и другой – тщеславный, суетливый, заносчивый и заблуждающийся во всём человек. И вот этот последний властвовал над первым, готовый ради своего величия пожертвовать всем, чем можно только пожертвовать: народом, родиной, историей, высшими духовными ценностями. Он не давал «первому человеку» не то что продохнуть, а сказать лишнее слово, чтобы тот мог сделать для общества что-то полезное и нужное, то, что так ждали и ждут от него все люди, – честности и порядочности в исполнении своих государственных обязанностей на благо общества и отечества.

Слушая Горбачёва, народ полагал, что вот-вот – и он будет наконец-то свободен от всяких своих страстей, политических догм, тёмных стихий и прочих бед, но это был страшный самообман, что возникал в их сознании и памяти для более привлекательного хода событий. В состоянии заблуждения и приукрашивания фактов они стали лгать сами себе, забыв, что в любой революции не бывает и не может быть свободы, революция всегда враждебна духу свободы. Кроме болезней, несчастий, стихийных бедствий, пожаров и наводнений революция ничего хорошего не несёт.