Проводниками были мужчина лет сорока и юноша лет семнадцати. Первый решал вопросы, а второй выполнял его приказания. Старший проверил мой билет, после чего младший взял у меня саквояж и проводил до пятого купе. Место было по ходу поезда, как я и попросил кассира, за что оставил ему копейки из сдачи. Я уже думал, что поеду один, когда в купе за пару минут до отправления влетел запыхавшийся, грузноватый офицер с «буденовскими» усами под мясистым носом и щеками, покрасневшими из-за быстрой ходьбы. Ему лет сорок пять. Фуражка с красной тульей и бронзовым гербом и черным лакированным козырьком, сине-серые китель и штаны, заправленные в высокие черные сапоги. На левом боку шашка обухом вперед. Погоны с двумя красными продольными полосками и без звездочек — полковник. У подполковника три большие звездочки, а у капитана, бывшего майора, ни одной, только красная продольная полоска. Пытаюсь выстроить логическую цепочку и не могу.
Поздоровавшись, он объяснил раздраженно:
— Денщик, сукин сын, забыл погрузить в карету один чемодан! Пришлось гонять извозчика туда-сюда, но сдать в багаж все равно не успел!
Прием багажа заканчивается за десять минут до отправления скорого поезда. Если опоздал, поедет на следующем, и придется доплатить за хранение в течение суток на станции.
Зовут старшего офицера Мефодий Петрович Старуков. Первым делом он поинтересовался, кто я есть такой и какая есть моя задача. Узнав, что я поступил в Новороссийский университет, полковник посмотрел на меня, как говно на муху. На всякий случай, чтобы он ночью по недоразумению не нашинковал меня шашкой, как капусту, я повозмущался погромом в порту. Перед моим отъездом заграницу это было признаком хорошего тона. Одесситов, особенно живущих в Городе, испугали события в порту. Многие вдруг поняли, что революция — это не только и не столько свобода, равенство и братство.
Мефодия Петровича сразу попустило, и он поведал, зачем ездил в столицу. Война с японцами показала, что не хватает резервистов. Армия мирного времени была слишком раздутой, обременительной, а в военное — недостаточной. Со следующего года собираются уменьшить срок срочной службы и увеличить срок нахождения в резерве. Сейчас служат шесть лет и состоят в запасе первой очереди четыре года и второй — пять лет. Первых призывают по надобности с началом войны, вторых — если она продлится дольше года. В генеральном штабе решили, что служить будут в пехоте и артиллерии три года, в кавалерии, на флоте и технических подразделениях — четыре, и срок нахождения в запасе увеличат до семи лет для первой очереди и восьми для второй.
Поскольку чашу сию могли втюхать и мне, расспросил, сославшись на жизнь заграницей, как проводится набор в армию. Оказалось, что призывают мужчин всех сословий с двадцати одного года до сорока трех лет, годных по состоянию здоровью и не имеющих отсрочек, которые дают студентам училищ до двадцати двух лет, университета — до двадцати восьми. Не призывают вообще единственного ребенка или кормильца в семье, по другим семейным обстоятельствам и многим важным причинам, среди которых первое место занимала взятка. Остальных в двадцать и более лет собирают, заносят в список и проводят что-то типа лотереи: в стеклянном барабане вертят записки с номерами и вытаскивают по одной. Чей номер выпадет, тот и пойдет служить. Остальных больше не беспокоят, если не случится тяжелая, продолжительная война. Выпускник вуза, гимназии, реального или коммерческого училища, духовной семинарии, оказавшись среди неудачников, по новому закону будет служить два года, вместо одного, причем может записаться вольноопределяющимся и сократить этот срок вдвое. Вольнопёр освобождался от всех хозяйственных работ, а если поступал на службу на собственном содержании, мог ночевать дома. Через полгода получал чин унтер-офицера и время для подготовки к экзаменам на звание офицера, после сдачи которых и окончания службы становился прапорщиком запаса (тринадцатый ранг), но без права на личное дворянство. Если продолжал службу, сразу производился в подпоручики и через три года — в дворяне. Я подумал, что, если мне не повезет, послужу еще год на собственном содержании и опять стану прапорщиком (младшим лейтенантом) запаса.
На ужин в вагон-ресторан мы отправились вдвоем. То ли пришли слишком рано, то ли поздно, однако половина столиков была свободна. Мы расположились за двухместным, заказали на двоих триста грамм водки, по соленой севрюге, запеченной свиной рульке, которая казалось покрытой глазурью, с хреном и свежими овощами и под пиво — свиные уши, сваренные, порезанные соломкой и обжаренные во фритюре. Если бы не полковник, так бы и не узнал о такой классной закуске к пенному напитку. На счет всего, что касается спиртного, военные всегда были большими знатоками.