Колонна завернула влево на поле возле леса. Начальник дивизиона показал, где какая будет стоять батарея, и с двумя офицерами, телефонистами, разведчиками и наблюдателями уехал вперед выбирать место для командного наблюдательного пункта. Командиры батарей назначили места, где должны стоять орудия. В каждой теперь восемь трехдюймовок, которые обзавелись бронещитами, так что дивизион развернулся широко по фронту. Ездовые отвели и стреножили лошадей, фейерверкеры открыли зарядные ящики. Подполковник Шкадышек и оба капитана начали делать привязку к местности. Обошлись без моей помощи. Где-то через час вернулись телефонисты, разматывая провода с катушек, соединили каждую батарею с наблюдательным командным пунктом.
Мы ждали еще часа два. Жаркое солнце стремительно приближалось к горизонту. Солдаты развели костры, чтобы приготовить ужин. Я решил, что сегодня проскочим, когда тревожно зазвонил телефон.
Подполковник Шкадышек поднял трубку, доложил:
— Вторая батарея на связи! — и начал дублировать приказы: — По коннице. Шрапнель. Буссоль сорок ноль-ноль. Уровень тридцать ноль-ноль. Прицел пятьдесят шесть. Первому один снаряд… Огонь!
Первое орудие рявкнуло и подпрыгнуло, словно от радости, и снаряд зашуршал над лесом.
— Выстрел, — доложил в телефон начальник батареи и после паузы: — Правее один-тридцать. Огонь!… Выстрел… Прицел шестьдесят. Огонь!… Выстрел… Прицел пятьдесят восемь. Батареею огонь!… Очередь… Соединить ко второму ноль-ноль-шесть! Прицел прежний! Огонь!…
Я стою возле двух дальних от командира орудий, дублирую команды, которые расчет слышит и без меня, а потом оставляю рот открытым, чтобы не так сильно хлопало по барабанным перепонкам. В голове уже и так гудит от грохота соседних пушек.
После семнадцатого выстрела пришла команда ждать, а когда стемнело, дали отбой. Вернувшийся в вечерних сумерках начальник дивизиона полковник Акапеев построил личный состав, поблагодарил за отличную стрельбу и приказал ужинать и отдыхать свободным от караула.
На следующее утро мы проехали мимо тех мест, по которым стреляли. Скошенные поля были буквально устелены трупами лошадей и людей, над которыми летало вспугнутое нами воронье. Наверное, не все — работа нашего дивизиона, кого-то убила пехота или конница, но все равно наколошматили много. Столько трупов на поле боя я видел в прошлом только после генеральных сражений, которые продолжались несколько часов. Прогресс измеряется количеством людей, уничтоженных за единицу времени.
148
Седьмого августа Восьмая армия перешла государственную границу, проходившую по реке Збруч. Двигались генеральным курсом на Лемберг (Львов). Сопротивления не было. Я ехал на норовистом гнедом коне, которому дал привычную кличку Буцефал. Он уже пообвыкся под седлом и полюбил морковки или куски круто посоленного хлеба, которыми угощая при каждой возможности. Зато денщика моего, рядового Филина или, как его называют сослуживцы, Степашку, недолюбливает, причем не только потому, что не подкармливает. Животные хорошо разбираются в людях. Наверное, Буцефал разглядел в моем денщике то, что не сумел я.
За восемь дней мы прошли без боя около ста тридцати верст. Враг ждал на правом берегу реки Золотая Липа, левого притока Днестра. На этот раз дивизион был разделен на батареи, которые придали разным полкам Четвертой стрелковой бригады. Вторая поддерживала Шестнадцатый императора Александра Третьего под начальствованием полковника Вирановского — рослого типа с выпученными глазами и густыми длинными усами, загнутыми кверху. Мы встречались несколько раз в ресторане гостиницы «Санкт-Петербургской», но он не узнал меня в форме. Начальником штаба полка был полковник барон де Боде — худой, малорослый, с наголо выбритой головой, пенсне на носу и более густыми и длинными, чем у начальника, прямо таки карикатурными усищами, которые казались приклеенными. Имел честь познакомиться с обоими, потому что наш наблюдательный пункт находился рядом с полковым, а начальник батареи подполковник Шкадышек взял с собой мой цейсовский дальномер и, как следствие, меня. Батарея имела английский компании «Барр и Струд», который был намного хуже, хотя стоил дороже немецкого.
На противоположном, более высоком берегу речушки Золотая Липа были окопы противника. Подполковник Шкадышек указывал цели, в первую очередь пулеметные гнезда, и я определял расстояние до них. Сперва видишь в окуляры два изображения, причем второе перевернутое. Крутишь валик, сводя их. Когда одно окажется над другим, смотришь на показания на шкале. Прибор сам производит вычисления, узнав параллакс при постоянной базе в один метр — длине дальномера фирмы «Карл Цейс Йена». Начальник батареи записал показания, сделал расчеты, доложил начальнику полка, что готов к стрельбе.
— Приступайте, боги войны! — шутливо приказал полковник Вирановский.
На этот раз я смотрел, как командир отдает приказы четырем парам орудий, у каждой из которых своя цель, как прилетают снаряды, взрываясь и, если это были фугасные, подбрасывая вверх комки земли, как вносятся поправки — учился на примере.