Национальность – одессит (СИ)

— Из Кишинева. Закончила Институт благородных девиц, теперь учусь на Женских педагогических курсах, — рассказала она и добавила с горькой иронией: — Если доживу до их окончания, буду преподавать французский язык в женской гимназии.

Преподаватели гимназий, даже частных, считаются государственными служащими десятого ранга (коллежский секретарь) и получают, в зависимости от образования (с высшим — больше; женские курсы считаются средним специальным), в первые пять лет от семисот пятидесяти рублей в год при двенадцати уроках в неделю. За дополнительные часы доплата. Плюс после каждых пяти лет службы повышение оклада. Поработал пару часов в день — и получил раза в два больше, чем работяга, который пашет по десять-двенадцать. Есть шанс выслужиться, как папенька Ульянова, который Ленин, и получить потомственное дворянство. В общем, одна из самых престижных профессий в Российской империи.

Подошел официант с подносом, поставил перед нами по чашке чая, почти черного и ароматного, с желтым кружком лимона и тарелочке с парой пирожных. Посуда была фаянсовая, красиво разрисованная переплетающимися, золотыми линиями.

Пока он расставлял, я спросил даму на французском языке:

— Тебе еще долго учиться?

Радостно улыбнувшись, будто услышала голос старого знакомого, она ответила на довольно приличном, по русским меркам, французском:

— Я на втором курсе. Всего четыре, — и похвалила: — Ты говоришь так же хорошо, как наш преподаватель месье Шапеллон!

— В юности пять лет прожил в Марселе, — соврал я и предложил как бы в шутку: — Могу давать тебе уроки.

— Мне сейчас не до репетитора, сама зарабатываю этим, обучаю недорослей из богатых еврейских семей, — поделилась она и, глядя мне в глаза, произнесла многозначительно: — Я ищу ЛЮБУЮ подработку.

Я правильно понял ее и перешел на деловой тон:

— Готов продолжить наши отношения на коммерческой основе. Встречаться будем у меня, а тебе сниму комнату и буду давать на расходы тридцать рублей в месяц.

— Сорок, — потребовала она.

Видимо, ожидала меньшую сумму, поэтому проявила скромность.

— Хорошо, — согласился я, после чего чайной ложечкой из мельхиора, который сейчас называют никелевым серебром, отделил кусочек лимонного бисквита и попробовал на вкус.

Нежный, тающий во рту, с легкой кислинкой. Ничего так, а под кисловато-сладкий чай и вовсе отлично. Кофейный мне понравился меньше.

Зато моя теперь уже содержанка начала со второго. Старалась кушать не спеша, но я догадался, что очень голодна. Проблем с фигурой у нее пока нет. Значит, дело в отсутствии денег. Кстати, среди женщин уже началось повальное поветрие — похудеть любой ценой, которую выдержит муж.

38

Мы встретились со Стефани в фойе и вместе вышли из театра. Черная вуаль была опущена, придавая женщине недосказанность. Такой маленький клочок дырявой материи — и такой сильный эффект!

Морозный воздух резанул по ноздрям и выгнал из головы остатки иллюзии, вернув в суровую реальность. На площадке пред входом стояло несколько пар богачей, ожидавших свои кареты, которые подзывали швейцар и два подростка-конкурента, ругаемые им безбожно. Каждая карета старалась подъехать первой. Они сталкивались, кучера обзывали друг друга нехорошими словами. На дороге стоял городовой с шашкой на боку, регулировал движение гужевого транспорта, как умел, грозясь напихать кучерам полные пазухи и не только. Гам был, как на базаре напротив в утренние часы.

— Пойдем на Дерибасовскую. Там легче найти извозчика, — предложила Стефани, взяв меня под руку.

— У меня свой, — сообщил я, после чего обратился к одному из подростков, показав головой в сторону темной части переулка: — Позови Павлина.

— Павлина?! — удивленно переспросил он.

— Да, тот еще гусь, — шутливо подтвердил я.

Подросток сбежал на проезжую часть, протиснулся между парой лошадей одной кареты и задом другой и, сложив руки рупором у рта, проорал в указанную мной направлении:

— Павлин!

— Еду, барин! — послышалось оттуда.

Подросток бегом вернулся ко мне и повторил:

— Едет, барин!

Я дал ему пятак.

— Благодарствую, барин! — радостно бросил он и метнулся к другой паре господ.

Павлин посмотрел на девушку, которой я помог сесть, как на приблудившуюся дворняжку, после чего спросил:

— Куда едем, барин?

— Домой, — ответил я. — По пути остановишься возле кондитерской.

Стефани явно не наелась бисквитами, что было чревато для нас обоих. Если голоден мужчина, то превращается в садиста, а если голодна женщина, в садистов превращаются все вокруг.

Пролетка неторопливо катила по брусчатой мостовой, мелко трясясь и покачиваясь на поворотах. Стефани молча смотрела перед собой. Эмоциональный фон спокойный, ни страха, ни неприязни. Я бы охарактеризовал его, как отстраненность от собственного тела.