Национальный предрассудок. Эссе, дневники, письма, воспоминания, афоризмы английских писателей

Моя дорогая девочка,

что я могу сказать в свое оправдание? Я уже здесь четыре дня, а не написал тебе еще ни разу. Верно, я должен был разделаться с массой скучных деловых писем и к тому же находился в когтях, точно пойманная орлом змея, последнего акта нашей трагедии («Оттона Великого». – А. Л.). Но это, я знаю, не оправдание, и оправдываться вовсе не пытаюсь, а также не жду от тебя скорого ответа, дабы узнать, насколько ты ко мне снисходительна. Придется несколько дней пребывать в тумане; я вижу тебя сквозь туман, равно как и ты меня. Поверь первым моим письмам: я писал то, что чувствовал. Сейчас же написать такое уже не могу… Тысячи образов роятся в моем мозгу… мой смятенный дух… моя загадочная судьба – все это опустилось, будто завеса, между мной и тобой. Помни, у меня никогда не было по отношению к тебе праздных мыслей, и, может статься, плохо, что не было. Ведь тогда мне было бы легче справиться с приступами ревности, преследовавшей меня до тех пор, покуда я не погрузился в мир своего воображения. Ныне же мои паруса подняты, ветер дует попутный, и я буду вынужден плыть еще несколько месяцев. Я в настроении и в угаре и за эти четыре месяца сделать должен необычайно много… Пробежал глазами исписанную страницу: письмо получилось на редкость нелюбовное и черствое. Ничего не могу с собой поделать, не в моем обыкновении строить из себя хныкающего Ромео. Мой ум набит, точно крикетный мяч, – вот-вот разорвется на части. Я знаю, женщины должны возненавидеть меня за то, что я по жестокосердию о них забываю, что подменяю яркие краски жизни унылыми фантомами своего воображения. Но я призываю тебя взглянуть на вещи здраво и задаться вопросом, не лучше ли дать внятное объяснение своим чувствам, вместо того чтобы сочинять страстные послания. К тому же ты бы все равно все поняла, пытаться обмануть тебя бессмысленно. Мне кажется, сердце мое сделано из железа – я бы и на приглашение Венеры не смог откликнуться должным образом. Ты – мой судья, молю о пощаде. <…> Ты пишешь, что я могу действовать, как мне заблагорассудится. Увы, нет. В долг мне больше не дают и некоторое время давать не будут. Денег я не трачу, но долги от этого меньше не становятся. Всю жизнь меня очень мало заботили такие вещи: мне всегда казалось, что ко мне они отношения не имеют. Быть может, звучит это высокопарно, но, клянусь Богом, от подобных сиюминутных хлопот я так же далеко, как Солнце от Земли. Вместе с тем сорить я вправе своими деньгами – никак не деньгами своих друзей. Вот видишь, я точно молотком в одну точку бью: ничего не поделаешь, другого выхода у меня нет. Гладкие, шелковые фразочки не по мне. И то сказать, откуда взяться утешительным словам, когда на тебя на всем скаку несется кавалерийский полк? На это ты скажешь, что, коли так, вообще не стоило писать. В самом деле? Этот Уинчестер – красивый город, прекрасный собор, в округе много старинных зданий. <…> Прости за сие решительное послание и поверь, что и на расстоянии ты внушаешь мне энергию, пусть и mal-à-propos[309]. Даже кончая это письмо, мне кажется, будто мысли о тебе, пусть даже они продлятся еще лишь несколько мгновений, расхолодят меня, подействуют на меня размягчающе… Но я не должен этому поддаваться, мне необходимо вновь взяться за перо: не сумею – умру в муках. О любовь моя, в моем воображении губы твои вновь становятся нежными. Я должен забыть их.

Любящий тебя Китс

* * *

13 сентября 1819

Флит-стрит,

утро понедельника

Моя дорогая девочка,

поспешил приехать в Лондон, получив письмо от брата Джорджа, что было не самым умным поступком в моей жизни. Скажи, я и впрямь безумен? Прибыл дилижансом в пятницу вечером, но в Хэмпстеде еще не был. Поверь, это не моя вина: смешивать удовольствие с буднями я не вправе; для меня один день совершенно неотличим от другого. Если увижу тебя сегодня, то унылое существование, к которому я ныне почти привык, тут же сменится страхом и смятением. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы отважиться ехать в Хэмпстед; у меня такое чувство, будто я не в гости иду, а в огонь бросаюсь. «Que ferai-je?»[310], – вопрошают в таких случаях французские романисты, я же говорю всерьез. И в самом деле, что мне делать? Сознавая, что жизнь моя должна проходить в трудах и заботах, я все время пытаюсь отлучить себя от тебя, ведь для меня нет большего несчастья, чем жизнь без тебя. Все происшедшее я ни во что не ставлю, однако перестать любить тебя не могу. Сегодня утром я сам не свой. Собираюсь в Уолтэмстоу, завтра вернусь в Уинчестер, оттуда тебе и напишу. Я трус: не могу переносить боль счастья. Об этом не может быть и речи – не допускаю даже мысли такой.

Любящий тебя Джон Китс

11 октября 1819

Колледж-стрит