Мы проигрываем, потому что ставим на Льва, а не на Единорога[581]
. Мы забываем, что Лев – существо бренное, когти его притупились, клыки пообломались, зрение с возрастом ослабло, он потерял скорость и прыгучесть, захирел, стал жалок и немощен по сравнению с орлами, парящими в небе, и медведями, которые с ревом вылезают из своих громадных зимних нор. Мы слишком долго держали его в неволе. Он обленился, засиделся за решеткой. Если он и рычит, так только потому, что проголодался, своим ревом он больше не вселяет ужас в своих и наших врагов. К нему спокойно подбегают самые жалкие зверьки, дергают его за хвост, издевательски визжат, возятся и скачут под тоскливым взглядом его пожухлых желтых глаз. Теперь, когда он так сдал, укрощение львов воспринимается как избитый трюк и больше не пользуется популярностью. Все это мы знаем, но продолжаем по привычке ставить на него деньги – и постоянно проигрываем.Даже теперь мы не рискуем ставить на Единорога – этого диковинного существа, который в одно прекрасное утро проник на наш герб по недосмотру членов геральдической палаты. Какой-то недоумок, впоследствии уволенный без пенсии, распахнул калитку, которая не значилась ни на одном плане палаты, и выпустил это сказочное чудовище. Мы терпим его, ведь он, что ни говори, погожим летним днем выглядит довольно мило, да и дамы (благослови их Бог!) всегда питали к нему слабость, – но ставить на него большие деньги, нажитые в Сити, даже когда коэффициент ставок явно в его пользу, мы конечно же не решаемся. Времена нынче трудные, нужно быть осмотрительным, а потому самые крупные суммы по-прежнему тратятся на бедного старого Льва. Все солидные, осторожные люди говорят в один голос: если уж ставить, так только на Льва. В результате все та же пустота, все тот же мрак, в котором время от времени призрачным светом вспыхивают какие-то кошмарные лица. И мрак этот сгущается с каждым днем.
Мы предпочитаем не вспоминать, что Единорог, как существо потустороннее, не подвержен разрушительному ходу времени. В отличие от Льва, он так же молод, как и прежде; так же быстр и силен, у него такой же зоркий глаз, такой же мощный и разящий рог, что и много веков назад. Он был и остался волшебным существом. Заколдованное царство, которое он олицетворяет, быть может, большинством из нас забыто, но оно есть, оно ждет, только чтобы мы его вновь для себя открыли. Конечно, если мы утратили веру в Единорога, если в душе боимся его, если нарочно притворяемся, что его нет с нами, – тогда он не сможет помочь нам, ибо останется неподвижным и бессильным до тех пор, пока мы не произнесем волшебное слово, которое освободит его от чар. Очень может быть, мы так никогда и не выговорим это слово, заявим даже, что не помним его, ведь нам теперь кажется, что магия волшебных слов больше не действует. Многие из нас, островитян, верят теперь в совсем другое, мрачное колдовство, не имеющее ничего общего с Единорогом и всем тем, что он собой символизирует, и чем больше мы покоряемся этому колдовству, тем сильнее оно на нас действует.
Околдованные этими дьявольскими чарами, задуманными, возможно, чтобы превратить нас в социальное ничтожество, мы падаем ниц перед огромным цементным алтарем всего прозаичного, нетворческого, неинициативного, неизобретательного. Мы поклоняемся унылому конформизму. Нас устраивает только все самое скучное, мы доверяемся только одним занудам. Творческих личностей, людей с фантазией, по нашим понятиям, следует старательно избегать, и недалек тот день, когда эти люди вынуждены будут выбирать между ссылкой и тюрьмой. Оригинальность, интуиция, энтузиазм мешают нашему продвижению в обществе. Солидный человек – наш идеал! – никогда не станет на пути торжествующих тупиц. Никакого риска, никаких глупостей! Под руководством благоразумных, надежных людей, идущих по проторенной тропе, мы на ощупь двигаемся от одного несчастья к другому. Добропорядочность, здравый смысл гасят любые проблески надежды. Загипнотизированные сгущающимся мраком, мы слышим, как в ратушах, банкетных залах, на радио и телевидении раздаются авторитетные голоса: «Господин председатель, друзья, коллеги-лунатики, надеюсь, что сегодня вечером я буду столь же скучен, невыразителен и напрочь лишен творческого порыва, как и в последний раз, когда я имел честь выступать перед вами…» И, погрузившись в этот кошмарный сон, мы забываем, что у нас еще есть Единорог.