Достаточно даже беглого взгляда на таблицу, чтобы заметить существенный дисбаланс среди военнопленных трех восточнославянских национальностей в пользу украинцев и белорусов[1436]
. К этому следует добавить, что, по данным Управления уполномоченного Сов наркома СССР по делам репатриации, из учтенных на 3 октября 1945 г. 1368,8 тыс. репатриированных советских военнопленных 49,2 % попали в плен в 1941 г., 32,8 % – в 1942 г., 11,7 % – в 1943 г., в то время как на 1944–1945 гг. приходится лишь 6,3 % военнопленных[1437]. Получается, чтоОднако имеющаяся информация не дает оснований для выводов о масштабах пленения представителей тех или иных национальностей без учета общей численности советских военнопленных. В отношении последней консенсуса в литературе до сих пор нет (напротив, имеется крайне широкий разброс мнений – от 4059 тыс. человек[1438]
до 5 млн человек[1439] и даже 6,3 млн человек[1440]). Кроме этого, следует принять в расчет данные о сверхвысокой смертности в лагерях, учесть дифференцированное отношение нацистов к военнопленным различных национальностей (освобождение из плена представителей ряда национальностей[1441]), численности и национального состава сотен тысяч «невозвращенцев»[1442] и военных коллаборационистов (власовцы, легионеры национальных частей вермахта и СС и др.) и другие факторы. Выявленную диспропорцию в национальном представительстве военнопленных можно предложить будущим исследователям в качестве нерешенной проблемы.Теперь обратимся к демобилизации и переходу огромной армии на штаты мирного времени. Этот сложный процесс не мог пройти одномоментно. Он занял более пяти лет и осуществлялся в несколько очередей. Послевоенная перестройка порядка комплектования Советской армии имела определенные национальные аспекты.
Но вначале посмотрим, что представляла собой в этническом отношении армия-победитель. В нашем распоряжении имеются учетные данные из «Альбома списочной численности личного состава Красной армии по социально-демографическим признакам» по состоянию на 1 октября 1945 г., составленного отделом планирования укомплектования и учета численности Вооруженных Сил Генерального штаба Красной армии. К этому времени армия находилась в движении: часть войск перемещалась в связи с войной на Дальнем Востоке. Поэтому были недополучены социально-демографические сведения на более чем 400 тыс. военнослужащих. Кроме того, развертывался процесс демобилизации, вследствие чего Красная армия сократилась уже более чем на 3 млн человек по сравнению с пиковым значением начала 1945 г. (12,3 млн человек). Фактическая численность Красной армии по донесениям из войск о боевом составе на 1 октября 1945 г. составляла еще очень внушительную цифру – 9 089 427 человек[1443]
. Из них национальный состав определен на 8655,4 тыс. человек (см. таблицу 68).Как видно, тенденции национального представительства в Красной армии соответствуют тем, которые мы определили в целом для последнего периода войны. Демобилизация личного состава (в сравнении с данными за 1 января 1945 г.) также происходила равномерно в этническом отношении.
Сложность перехода к комплектованию мирного времени состояла в том, что за годы войны очередность призыва возрастов вынужденно была нарушена. Возрастные интервалы существенно уплотнились: за три года (с осени 1941 по осень 1944 гг.) было призвано шесть призывных возрастов (с 1922 по 1927 гг. рождения) вместо четырех. Осенью 1944 г., когда состоялся последний возрастной призыв военного времени, в армию отправились 17-летние юноши 1927 года рождения, в то время как по действовавшему с 1939 г. призывному закону срок призыва для большинства из них (без полного среднего образования) наступал лишь осенью 1946 г. Следовательно, при нормальном порядке комплектования очередной возраст (1928 г. рождения) мог быть призван в ряды вооруженных сил только осенью 1947 г.