Нацизм. Третий рейх. Сопротивление

Как отмечал современный немецкий историк и публицист Герд Кёнен, «образ “Востока” и России в сознании немцев не представляет собой “комплекс российской (а затем красной) угрозы”. Этот комплекс было бы точнее определить как “колебание между страхом и восхищением, фобийным защитным отталкиванием и страстным притяжением, причем встречным и зачастую взаимопереплетенным”».

Россию и Германию объединяло и представление об «особой» русской и немецкой духовности. Концепцию «особой» немецкой духовности как основе культурного превосходства Германии (культура как глубокое духовное явление противопоставлялась поверхностным ценностям цивилизации) отстаивал немецкий писатель Томас Манн. В «Размышлениях аполитичного» он писал о Германии как о вечно протестующей против Запада стране. Томас Манн, ученик Гёте, Шопенгауэра и Ницше, считал своим долгом защитить трагическое величие германской культуры от воинствующей западной цивилизации. Как сторонник романтической версии об «антибуржуазности» тевтонской цивилизации Томас Манн удивлялся тому, что Россия, страна Толстого и Достоевского, оказалась в одном ряду с западной цивилизацией в борьбе против родственной ей культурой Германии: «Разве русский – это не наиболее человечный из людей? Разве его литература – не наиболее из всех гуманна? В своих сокровенных глубинах Россия всегда была демократической, сильнее – христианско-коммунистической, то есть расположенной к братству страной, – и Достоевский, кажется, думал, что патриархально-теократическое самодержавие представляет собой лучшую политическую систему для демократии, чем социальная и атеистическая республика. Для меня нет сомнений, что немецкая и русская человечность ближе друг к другу, чем Россия и Франция, и несравненно ближе, чем Германия к латинскому миру, – ибо ясно, что гуманность религиозной чеканки, основанная на христианской мягкости и покорности, на страдании и сочувствии, ближе к той гуманности, которая всегда стояла под знаком человечной космополитически-бюргерской культуры, чем к той, которая основана на политических страстях». Философ и культуролог Б.М. Парамонов назвал «Размышления аполитичного» Томаса Манна «шедевром германского “славянофильства”».

Напомним, что великий русский писатель Ф.М. Достоевский, к творчеству которого апеллировал Томам Манн, в «Дневнике писателя» проповедовал идею «особой духовности», только не немецкой, а русской.

Духовными исканиями Ф.М. Достоевского был увлечен идеолог немецкого «революционного консерватизма» Артур Мёллер ван ден Брук. Творчество этого литератора во многом определяло облик немецкого национализма 1920-х – начала 1930-х гг., а его книга под названием «Третий рейх» стала манифестом провозглашенного им германского «особого пути».

Во всех проявлениях идеологии «особого пути», как в Германии, так и в России, непременно подчеркивались: «особая роль верховной власти в управлении страной в противоположность западному демократизму; особая ментальность народа, характеризующаяся извечной и неизбывной его верой в авторитет правителя; особое уважение своей страны к духовной культуре, к “духовности” в широком смысле, как противоположность западному прагматизму».

В XX в. наглядно проявилось «сходство судеб» России и Германии, когда поиски «особого пути» привели Германию к национальной катастрофе так называемого «национального социализма», а Россию – к 74-летней консервации «социализма интернационального», окончившегося распадом СССР.

Основное содержание социально-политического развития ФРГ второй половины XX в. – извлечение уроков из трагического опыта германской истории периода нацистской диктатуры. Но этот процесс не был прост и не соответствовал законам линейного развития; он имел «пульсирующий» характер. В послевоенной ФРГ, как констатировали берлинские исследователи Петер Ян и Рейнхард Рюруп, «удушливая атмосфера “холодной войны”, не допускала возможности ощутить и разделить чужие страдания… закрывала дорогу к самокритичным оценкам экспансии против Советского Союза».

Осмысление зла, причиненного гитлеровским режимом, признание необходимости искупления преступлений, совершенных немцами против человечности, медленно пробивало себе дорогу в историографии и массовом историческом сознании ФРГ. Восприятие устрашающей правды о «войне на Востоке» вызывало своего рода аллергию и у историков, и у широких слоев населения Германии.

Только в начале 1960-х гг. «преодоление прошлого» постепенно стало осознаваться в ФРГ как знак длительного, многопланового общенационального извлечения уроков из истории Третьего рейха, как призыв к моральному очищению, к восприятию и осмыслению правды о фашизме и войне, как понятие-символ, порожденное чувствами стыда и ответственности за преступления гитлеризма.