Natura bestiarum.

Бруно с ободранным лицом сидел на полу, прижимая к груди правую руку, а оборотень, испещренный зияющими в темной шерсти ранами, лежал в стороне, наполовину сползший с перевернутого щита. В горле зверя засела заточенная этим вечером кочерга, глазницу пропорол кусок железа, чье былое назначение угадывалось уже с трудом, и Хагнер, дыша тяжело, словно после долгого бега, стоял над ним с арбалетным болтом Ван Алена в руке, залитой кровью по запястье. Фон Зайденберг, все еще припирая к стене нанизанное на щит существо, смотрел в помутившиеся мертвые глаза прямо перед собою пристально и напряженно, явно ожидая внезапного рывка и не решаясь отступить и сбросить оборотня на пол.

— О, Господи, — сумел, наконец, разобрать Курт и медленно повернулся на голос, глядя на Карла Штефана, лежащего у стойки. — Господи, он меня порвал… О, Господи…

— Альфред, — тихо, через силу выговорил Хагнер, и он обернулся к трактирщику.

Тот сидел кривобоко, прислонясь спиной к накренившейся баррикаде, ловя воздух посиневшими губами, и лицо его было цвета цементной пыли.

— Сердце… — прошептал Велле чуть слышно. — Отпустит, ничего… Отдышаться только…

— Брось его уже, — повелел рыцарю Ван Ален и, перешагнув труп оборотня, приблизился к Карлу. — Первый бой за нами.

Глава 16

— Надо убрать доски и бревно от двери, — все так же с трудом складывая слова, произнес Хагнер. — Надо закрыть ее, майстер инквизитор.

— Нельзя, — возразил он, кивнув помощнику: — Как ты?

— Нормально, — отозвался Бруно, медленно и неловко поднимаясь. — Просто ушиб сустав и оцарапал щеку.

— Нельзя трогать дверь, — продолжил Курт, подойдя к трактирщику. — Сейчас ему плохо различимо, что происходит здесь, но если он увидит, что мы спокойно разгребаем завалы, тотчас поймет, что стая перебита. И нападет… Альфред? Точно в порядке?

— Да, — отозвался тот, встав на ноги, и покачнулся, побледнев еще больше. — Переведу дух и…

— … и уйдешь на кухню к жене, — докончил за него Ван Ален, сидящий на корточках перед раненым. — И этот тоже. Помощи от вас теперь никакой, так хотя бы не будете мешать. Нападет он в любом случае, и вполне возможно, что уже примеривается, как бы поудачнее вскочить в дверь; этот гад не чета своим подручным, он и сноровистей, и прытче. Посему — не тянем время; встали и пошли.

— Я умру? — плачуще спросил Карл Штефан, зажимая обеими ладонями кровоточащий бок, и, когда охотник отвел его руки в сторону, вскрикнул, болезненно зажмурясь. — Господи, я умру… Я не могу сейчас умереть, я не хочу, я не готов…

Курт подступил ближе, заглянув через плечо Ван Алена. На ребрах неудачливого возлюбленного и еще менее удачливого вояки пролегли две рваные полосы, явно зацепившие кость, а чуть ниже, едва коснувшись мышцы, краснел еще один порез.

— Есть еще время подготовиться, — не дав охотнику пренебрежительно отозваться о его боевых трофеях, серьезно сказал Курт. — Все умирают когда-нибудь, Карл, и готовым к этому надо быть в любую минуту. Или ты надеялся жить вечно?

— О, Господи, — простонал тот, снова прижав ладони к ребрам, — я не могу сейчас! Не сейчас, только не сегодня! Господи, я больше не буду, я исправлюсь, честное слово, только не дай мне умереть, не сегодня!

— Либо душа нашего кликуши переселилась, либо молитвословие заразно, — буркнул Ван Ален; Курт пожал плечами:

— В его случае это нелишне. Как знать, Карл, быть может, случится чудо, и тебе дадут еще время.

— И пару пенделей, — докончил охотник, довольно бесцеремонно вздернув раненого на ноги, и кивнул трактирщику: — Уведи его на кухню, напоите серебряной водой, промойте ею и затяните чем-нибудь эти… до чрезвычайности опасные смертельные раны. Когда мы разберемся с вожаком, я его заштопаю.

— А если не разберетесь? — уточнил Велле тихо, и Ван Ален усмехнулся, подтолкнув его в спину:

— Ну, тогда и суетиться будет ни к чему… Шагай резвее.

— Макс, ты тоже, — подал голос Бруно, когда кухонная дверь уже закрылась за уходящими. — Нечего тебе делать здесь.

— Я останусь, — твердо возразил парнишка; охотник кивнул:

— Разумеется, останешься. А ты, помощник инквизитора, подумай о том, что, не окажись парень рядом, эта тварь раздавила б тебя, как лягушку. Решает, само собой, Молот Ведьм, мальчишка под его покровительством, но я б советовал его не гнать.

Сейчас Хагнер никуда не пойдет и слушать никого не станет; чтобы понять это ясно и четко, не надо было иметь в своем арсенале макаритскую выучку и почти шесть лет инквизиторской службы — в лице парня была решимость, а в глазах упоение своей первой победой и упрямство, переломить которое можно было разве что силой. Приказным тоном повелеть сейчас исполнить указание, услышать в ответ отказ и не суметь ничего этому противопоставить, кроме рукоприкладства… В сложившейся ситуации это одно способно уронить авторитет майстера инквизитора ниже пола.

— Как чувствуешь себя? — помедлив, осведомился Курт, и Хагнер криво усмехнулся, приподняв окровавленную руку с железным штырем в ней:

— Как никогда хорошо.

— Оставайся, — согласился он. — Ты впрямь себя отлично показал.