Толстый торговец рыбой запрокинул голову и выжал себе в открытый рот лимон – желтоватый сок бежал ему прямо на язык. Бородатый молодой человек – он покупал черно желтую мурену – спросил Принципе, как готовить это чудище. Торговец подошел к покупателю и стал шептать ему рецепт на ухо. Но когда араб с полуоткрытым ртом – у него, очевидно, был поврежден мускул лица и губы больше не смыкались – приблизился, чтобы тоже послушать кулинарный совет, Принципе сразу же замолчал и отошел за прилавок. Араб с открытым ртом долго смотрел остекленелыми глазами на черно-желтую мурену. Фроцио завернул несколько пригоршней искусственного снега в фольгу, придал ей форму фаллоса, а затем на глазах у сына торговки инжиром приложил холодный объект своего поклонения к бедрам и – имитируя мощное извержение спермы – сжал его так, что из фольги посыпались белые хлопья. Фроцио то поглаживал ладонями – они были перепачканы чернильной жидкостью каракатиц и облеплены рыбьей чешуей – бедра Пикколетто и терся жесткой бородой о его мягкую, покрытую пушком щеку, то прижимал свой влажный нос к темени подростка и кусал его в затылок. Пикколетто молча терпел все выходки Фроцио и других старших продавцов, подчиняясь заведенным в рыбном ларьке порядкам. Наконец Фроцио, обняв Пикколетто, так сильно прижался щекой к его залепленному пластырем шраму на лбу, что мальчик громко вскрикнул от боли и попытался высвободиться из объятий толстяка.
Когда чернокожая покупательница подцепила пластиковой лопаткой в ванне несколько крабов, Фроцио отобрал у нее лопатку, бросил крабов снова на груду шевелящейся морской живности и стал сам рыться в пластиковой ванне. Тем самым он давал понять, что здесь только он распоряжается крабами. Молодая наркоманка – у нее было изможденное морщинистое лицо – мыла за рыбным ларьком под струей фонтана шприц, и капли крови из него падали на плававшие в чаше фонтана рыбьи головы. «Li mortacci tua!»[68]
– воскликнул Пикколетто, всплеснув руками, и поморщился от отвращения. Нищенка – она держала на руках грудного ребенка – спросила подростка, нельзя ли ей взять бесплатно рыбу из стоявшего за ларьком деревянного ящика. «Compri! soldi!»[69] – ответил ей Пикколетто, покусывая серебряный крестик. Фроцио предложил капо выбросить лежавшую в деревянном ящике рыбу. Однако Принципе решил, что ее можно будет выставить завтра на продажу – если рыба, конечно, к тому времени не протухнет. Пикколетто – он не умолкая зазывал покупателей – сложил непроданную рыбу в пенопластовый ящик и насыпал сверху колотого льда. Из его прозрачной россыпи выглядывали розовато-красные рыбьи головы и раскрытые пасти с крошечными зубами. Потом Пикколетто – осторожно, обжигаясь и дуя на пальцы – вывинтил горячие лампы накаливания, висевшие над рыбным ларьком, завернул их в мятую розовато-красную газету «Gazzetta delio Sport» и положил сверток в коробку. На землю упали первые капли дождя. Над громыхавшим зеленым вагоном трамвая вспыхивали голубоватые электрические искры. Фроцио в шутку приставил к животу сына торговки инжиром острие окровавленного рыбного ножа, сунул ему в руку купюру достоинством в десять тысяч лир и, многозначительно показав на сгущавшиеся черные тучи, дал мальчику поручение сбегать в близлежащую пиццерию и купить там, как всегда, на обед для торговцев рыбой пиццу с салями. «Buona notte, anima mia!»[70] – пропел Фроцио и вытер влажной тряпкой рыбью кровь с прилавка.