Я подхватил книги под мышку и направился в свою комнату, намереваясь немедленно углубиться в чтение.
— Тогда через три дня на том же месте! — бросил монах вызов мне в спину.
Как я и думал, книг хватило на три неполных дня. На Советы в эти дни мы с министрами не собирались, так как пока что уже установили курс дальнейших действий, и все были заняты своими делами, обсуждать пока было нечего. Я читал почти все время, прерываясь на двухчасовые тренировки с Реем и свидания с Эйнирой.
Вечером мы с принцессой гуляли в саду. Ну, как гуляли — спрятались в беседке, она сидела на скамейке, а я нагло развалился, положив голову ей на колени и согнув ноги в коленях, чтобы поместиться на лавке.
С Эйнирой мне было хорошо и спокойно, по-настоящему комфортно. Когда я проводил ночь в ее комнате, я спал как младенец, а когда ночевал у себя, мне непременно снились кошмары с отрубленными головами и висельниками. Каким-то непостижимым образом она действовала на меня успокоительно. Я чувствовал себя счастливым, не думал ни о прошлом, ни о туманном будущем, а просто наслаждался тем, что есть здесь и сейчас.
Я задрал голову, чтобы встретиться с принцессой взглядом.
— Я люблю тебя, — серьезно сказал я.
Я любил ее давно и крепко, но как-то так вышло, что еще ни разу не произносил это вслух.
Эйнира рассмеялась:
— Неужели? А я-то думала, страдаешь, через силу терпишь.
Вот так, ты впервые в жизни признаешься кому-то в чувствах, а она насмехается.
Я сделал вид, что обиделся, гордо скрестил руки на груди и отвернулся. Но номер не прошел, то, что обида напускная она заметила сразу.
Эйнира провела рукой по моим волосам и мягко сказала:
— Ты же сам знаешь, поступки говорят гораздо больше слов.
— Тогда, судя по твоему поведению, ты меня тоже любишь, — заключил я, все еще строя из себя обиженного. — Хотя кто тебя знает, может, терпишь, страдаешь, — передразнил я ее.
— Конечно, люблю, — это звучало так просто и в то же время очень важно.
Я, наконец, принял вертикальное положение и поцеловал ее, потом вдруг вспомнил:
— Совсем из головы вылетело! Хотел сегодня отнести книги в библиотеку и взять что-нибудь новое.
— К чему спешка? — удивилась Эйнира. — Это же твоя библиотека, хоть ночью отнеси, хоть завтра, а можешь слугам поручить.
— Ну уж нет, — заупрямился я. — Леонер не верил, что я успею прочесть эти книги всего за три дня, а мне понадобилось даже меньше, должен же я утереть ему нос. Если он сдержал обещание, то еще может поджидать меня в библиотеке, — а, зная вредность Леонера, можно быть уверенным, что он высидит там несколько часов, чтобы потом гордо заявить, что я не явился и проиграл. — Пойдешь со мной?
Эйнира рассмеялась.
— Ну как я могу отказать, если у вас библиотечная дуэль с Его Святейшеством.
— С Его Вредностью, — буркнул я, встал и протянул принцессе руку. — Ладно, надо поторопиться, пока он не записал себя в победители.
Мы забежали в мои покои, где я сгреб в охапку книги, и отправились наверх в расположенную в башне библиотеку.
Оставив охрану у дверей, мы вошли внутрь. Библиотека была огромной, собранная не одним поколением Дайонов, самая большая и полная во всем королевстве. Мечтой многих профессоров было попасть сюда.
Лучи заходящего солнца проникали в помещение сквозь витражные стекла, в первое мгновение ослепив после полутемного коридора. Сначала мне показалось, что мы опоздали, и здесь никого нет, но потом я услышал голоса за одним из стеллажей. Так и знал, что вредность Леонера не знает границ, дождался-таки!
Я поднес палец к губам, подавая Эйнире знак, чтобы не шумела, и бесшумно двинулся вдоль полок, желая застать врасплох.
Когда между мной и говорящими остался один стеллаж, идущий от пола до самого пололка, я остановился, прислушиваясь. Принцесса замерла за моим плечом.
— Да ладно тебе, — говорил Мельвидор, — ну не пришел и не пришел. Подумаешь, не успел прочитать, зато у него хватило честности, чтобы признать это, а не притащить нечитанные книги, только для того, чтобы что-то там тебе доказать.
— А надо отвечать за свои слова, — огрызнулся монах.
— Ты не прав, Леонер, — снова вступился за меня Мельвидор. — Мальчик как загнанная лошадь, причем загонял себя сам. Он очень старается, ты не можешь не признать.
Монах зашипел.
— Мне хочется тебя ударить каждый раз, когда ты говоришь об этом парне с такой нежностью.
В ответ тяжелый вздох:
— Я, правда, горжусь им. И мне с каждым разом все труднее смотреть ему в глаза.
Я уже собирался выйти, но после этих слов замер. О чем они, черт возьми?
— Не вздумай ему во всем признаться, — прошипел тем временем Леонер. — Ты, что, думаешь, он такой весь добрый и благородный, что простит тебя и отпустит все грехи?
— Мне кажется, он достоин того, чтобы знать правду.