Я смотрел на него с неприкрытым презрением. Пусть, он лучший студент кафедры, пусть, пользуется уважением окружающих, но Эридан, как был трусом и тряпкой, так и остался. Как красивое блестящее яблоко, разрезая которое, обнаруживаешь червя.
— Смотри в штаны не налей, — бросил я.
— М-м-мошешь не пугать меня, — бывшему принцу, наконец, удалось справиться с голосом. — Я не вернусь в тот мир ни за что. Каменный век, никакой жизни... Ни за что!
— А меня, значит, запулить туда было можно?
— Каждый сам за себя! — хотя голос и больше не дрожит, но самого так и мотыляет от страха.
— Закон джунглей, — кивнул я, медленно приближаясь к нему. — Чем еще порадуешь? «Акела промахнулся»? «А мы пойдем на север»? Рад, что ты приобщился к местной мультипликации, но каникулы кончились, пора домой.
— Ни за что! — отступая от меня, Эридан вжался в дверь. — Мне плевать на Карадену! Гори оно все огнем! Я не вернусь туда! Меня зовут Андрей, понятно? Мел, что же ты молчишь?! Ты клялся мне в верности! Стоял на коленях и клялся!
Я даже присвистнул, вот этого я не знал. Одно дело общая присяга королю и наследнику, а совсем другое — личная клятва, такая, как мы принесли с Реем друг другу. В Карадене таким не шутят, это очень серьезно.
— Ты вынудил его поклясться тебе, чтобы ты мог командовать? — мое лицо перекосило от омерзения. — Ты, моральный урод, вообще имеешь хоть малейшее понятие о преданности, построенной не на принципе «господин-слуга»?
— И я клятвы не отменял! — бросил мне в лицо Эридан, довольный, что у него есть хоть какой-то аргумент в защиту. — Мел служит мне, понятно? Поэтому, Мельвидор, забирай его и уходите, я приказываю, это мой мир.
Я посмотрел на волшебника, отчетливо осознавая, что больше не могу даже злиться на него. Мельвидор выглядел бледнее и старше обычного. Может быть, мне только показалось, что я увидел в его глазах слезы, потому что уже в следующее мгновение их не было. Он ломал жизни, шел на все, чтобы защитить этого человека, предал свои принципы, врал и изворачивался, но был верен своей клятве до конца, всем сердцем, потому что, несмотря ни на что, полагал, что мальчик, выросший на его глазах чего-то да стоит. А сейчас Эридан своими словами растоптал все.
— Я больше не служу тебе, — голос волшебника звучал глухо, но отчетливо. — Я служу ему, — наклон головы в мою сторону, — и буду служить ему до последнего вздоха.
— Отлично! Вот и убирайтесь оба в свое средневековье...
Он не договорил, снова щелкнул дверной замок, и Эридан выскользнул из комнаты. Я ринулся за ним, но Мельвидор поймал меня за рукав.
— Стой, прошу тебя, — взмолился он.
— Мел! — я выдернул руку. — Ты не понимаешь, там моя мама!
Мельвидор опустил глаза.
— Я понимаю. Правда, понимаю. Но прошу тебя, будь разумным, подумай сначала. Пожалей чувства своей матери, пощади ее сердце.
У мамы после смерти папы были проблемы с сердцем, это чистая правда. Выдержит ли оно, если она вдруг увидит сразу двух сыновей, одного, привычного ей, а второго, выглядящего так, словно сбежал со съемочной площадки исторического фильма?
Я замер, до боли впившись пальцами в ручку двери.
— Мел, что мне делать? — простонал я.
Волшебник горестно покачал головой:
— Я достаточно манипулировал тобой. И ты вправе принимать решения самостоятельно. Единственное, о чем прошу, подумай хорошенько, прежде чем что-либо сделать. Ты нужен нам, именно ты, не он. Если ты вернешься, мы с Леонером принесем клятву лично тебе и будем служить верой и правдой до конца своих дней.
— Мел! — вспыхнул я. — Да о каких клятвах может идти речь? Мы с Реем приносили друг другу клятву, только чтобы спасти его от министров, он и так был мне предан без всяких красивых фраз.
— Тогда прошу, как твой друг, подумай... — запрещенный прием: подкупающая искренность. — Обещаю, отныне никакого вранья, никакого притворства.
Мое сердце рвалось туда, за дверь, а мой разум удерживал меня на месте.
Я прикрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь прийти в себя.
— Мел, — тихо попросил я, — сделай меня невидимым.
— Но...
— Прошу тебя. Я должен ее увидеть.
Волшебник кивнул и переплел пальцы в какой-то одной ему известной последовательности.
— Это ненадолго, — сказал он. — Иди, тебя никто не увидит. Но действия хватит минут на пять.
— Мне хватит, — заверил я и осторожно открыл дверь, стараясь не шуметь.
Они были в прихожей. Мой двойник и моя мама. Как же я соскучился!
Мама поставила тяжелые сумки с продуктами, и ее лже-сын тут же подхватил их и понес на кухню.
— Мама, ну зачем?! Я же просил тебя не таскать тяжести!
— Пустяки, — отмахнулась мама, до боли знакомым жестом. — Хочу приготовить для тебя что-нибудь вкусненькое.
— Мамуля, — Эридан обнял ее и поцеловал в щеку. — Я тебя люблю.
Когда я обнимал маму в последний раз? Лет в двенадцать? А когда говорил, что люблю ее? Хоть раз говорил? Все последние годы мы только и делали, что ругались и трепали друг другу нервы. А ведь я знал, всегда знал, что у нее больное сердце, но все равно доводил, нервировал, не ценил...
Они оба прошли на кухню, я последовал за ними и замер в дверях, привалившись плечом к косяку.