Натурщица Коллонтай

И ждёт, ждёт, ждёт, как верный пёс свою надежду на обретение хозяина.

А хозяин уже лежит в могиле, и никто про это дворняжке той ничего не сказал.

А сама узнать она не сумела, не было сообщения народу.

Не было всенародного горя.

Не шли люди по улицам за гробом и не давили каждый другого.

Не останавливались фабрики и заводы, и не гудели они своими долгими гудками никакую траурную минуту.

Не приспускался государственный флаг нашей Родины в честь прощания с тобой, Шуринька.

Никто не постучал в нашу дверь 9 марта и не принёс слова скорби и сочувствия за нашу фамильную утрату, бабушка…

Стоп! Как раз 9 марта, как сейчас помню, получили мы первое письмо от мамы из Караганды, и это многое объясняет.

Вот почему нам с Пашей не до газет было разных и разговоров с людьми, которые узнали про тебя, наверно, но оставили это при себе, чтобы не волновать семью. Мы же с ним всецело были поглощены фамильным горем насчёт новой маминой жизни среди степных ветров и залежей угля. А после узнали, что некролог про тебя был напечатан только в одних «Известиях», а не в «Правде», представляешь? И подписан всего лишь «Группа товарищей», а не ЦК или же, к примеру, «Иосиф Сталин».

Кому же ты так насолила, бабушка, что главный рупор страны и компартии не удостоил нас вестью про твою кончину?

Может, завистники из соратников по партийной работе?

Или, может, сам министр иностранных дел?

Кто?

Неужели сам Иосиф Виссарионович?

Не верится что-то…

Знаешь, я подумала, от чего ты вполне могла умереть. Например, накануне, за день до твоей кончины, никто не поздравил тебя с международным днём 8 Марта, как женщину-борца, и это усугубило твой уход.

И убило тебя, Шуринька?

Излишнее переживание в сочетании с привычкой оставаться стойкой и борцом, несмотря на равнодушие окружающих людей?

И не выдержало сердце, скорей всего?

Или голова?

И ты так и не успела пропустить через себя эту обиду?

Ведь сколько последнего мужества нужно потратить, чтобы выдержать такое наплевательство по отношению к себе, да?

Я уже этого не узнаю никогда, не от кого мне узнать. Как и про то, бабушка, кто сделался наследником всех твоих завещаний и обещаний.

И ещё одна важная новость про события. Про вождя. 5 марта ведь умер великий Сталин, через почти ровно год после тебя. Ты уже была неживой.

Вот к нему за гробом пошли, вся страна, можно сказать. Эта потеря сделалась главным народным несчастьем, ставшим самым страшным в истории советских людей за все времена и всего прогрессивного человечества.

В день, когда его хоронили, была кровавая давка. Люди хотели посмотреть на тело Иосифа Виссарионовича, чтобы проститься с ним, и почти все жители столицы вышли из дому на улицы. И получилась ужасная каша из человеческих туловищ. И, я знаю, многих задавило насмерть.

Я не пошла, хотя собиралась, как все прогрессивные жители нашей земли. Паша не пустил. Орал, что дура, что идиотка и что голова у меня, хотя и поразительно красивой и гармонической формы, как идеальный шар, но изнутри пустая и звонкая, как упаковка из-под сосулек ландрин. Помнишь такие, всех цветов радуги, кисленькие и хрустящие?

Пашка кричал на меня, но придавливал себе горло и рот, чтобы получалось неслышно. Опасался соседей, особенно того негодяя, кто про нас с ним написал, что он меня домогается, а мне нет ещё положенных лет.

Гадина.

Говорю:

— Чего ты боишься, Паш, — что меня раздавят? Или не надо ходить, потому что он того не заслужил?

Он:

— Тебе даже и этого знать не обязательно, Шуранька. Любой мой ответ тебя лишь запутает дополнительно. Просто запомни, что всё, что ты делаешь без моего ведома, тебе во вред. А теперь сядь и заткнись, не то я тебя верёвкой к стулу привяжу и надену тебе на голову кастрюлю.

Я:

— А тебе, получается, всё равно, что будешь жить не проводивши?

Он:

— Как раз наоборот, не всё равно. Я буду жить лучше и радостней.

Я:

— А в чём твоя главная радость, Паша?

Он: